Я плюс все

– Феденька! – радуется бабушка. – Какое замечательное имя! Такое имя может принадлежать только очень хорошему человеку! Как хорошо, как чудесно, Федя Федотов, что ты зашёл к нам! Сейчас мы попьём чайку! Я ведь пирожков напекла! С яблоками!

Вы хохочете!

Какое счастье! В нашем городе все старушки пекут пирожки с яблочной начинкой!

Вот это жизнь!

– Я люблю пи-рож-ки! – кричишь ты.

– Я люблю пи-рож-ки! – кричит Федя Федотов.

– Я люблю пи-рож-ки! – кричите вы.

А потом!.. Неужели потом, после бабушкиных пирогов, ты его поцелуешь?

Неужели?! Неужели?!

…Как я войду завтра в класс?

Я не знаю…

…Три часа ночи.

Где вы, мои мушкетёры?!

Д'Артаньян задумался; душа миледи представилась ему какой-то бездонной и мрачной бездной…

– Послушайте, – сказал Атос, взяв его за руку, – вы знаете, д’Артаньян, что я люблю вас. Будь у меня сын, я не мог бы любить его больше, чем вас. Поверьте мне: откажитесь от этой женщины! Я не знаю её, но какой-то внутренний голос говорит мне, что это погибшее создание и что в ней есть нечто роковое.

– Вы правы, – ответил д’Артаньян. – Да, я расстанусь с ней. Признаюсь вам, что эта женщина пугает и меня самого.

– Хватит ли у вас решимости? – спросил Атос.

– Хватит, – ответил д’Артаньян. – И я сделаю это, не откладывая.

– Хорошо, мой мальчик. Вы поступите правильно, – сказал Атос, пожимая руку гасконцу с почти отеческой нежностью. – Дай бог, чтобы эта женщина, едва успевшая войти в вашу жизнь, не оставила в ней страшного следа…

Я сплю.

До завтра ещё много снов…

Я подумаю!

Утром я проснулся очень рано.

Я умылся. Оделся. И потопал на кухню.

Я зажёг плиту. Наполнил чайник холодной водой из крана. Поставил его на огонь.

И принялся ждать папу.

Он ещё спит.

Чайник закипает. Я завариваю свежий чай. Достаю из сушки тарелки, чашки, ложки.

Разогреваю булочку на сковороде. Булочка немного подгорает. Но это не страшно. Так даже вкуснее.

– Ого! Ты уже встал? – папа появляется в дверном проёме, растрёпанный, в трусах.

– Да. Я жду тебя, – отвечаю я.

– Меня? – папа чешет свою волосатую грудь.

– Тебя.

– Сейчас! – говорит папа и скрывается в ванной.

Я слышу, как он чистит зубы и плещется под водой.

– Что-то случилось? – спрашивает папа, снова появляясь.

– Да, – говорю я.

– Что?

– Прости Баранова, – говорю я. – Не преследуй его. Пожалуйста.

Папа смотрит на меня так, словно видит впервые.

– Что?! – наконец, выговаривает он.

– Я понимаю, – говорю я, – он поступил плохо. Паршиво поступил. Но он же своё получил? Да?

Папа потихоньку краснеет.

– Папа, – продолжаю я быстро. – Ты только не нервничай. Не сердись. Я, конечно, всего не знаю! Но я же не виноват! Вы ничего не рассказывали. Правда, я не спрашивал… А когда узнал…

– Что узнал? – произносит папа тяжёлым голосом.

– Про тебя и Баранова, – отвечаю я.

– Откуда узнал? – спрашивает папа.

– Мне сказал Боря Баранов, – говорю я.

– Кто это? – папа вертит в руках чашку.

– Брат Баранова, – отвечаю я.

– Откуда ты его знаешь? – чашка опрокидывается на стол, папа её подхватывает.

– Он учится в нашей школе, – говорю я.

– Он твой друг? – говорит папа и продолжает мучить чашку.

– Да, – говорю я.

Чашка снова вываливается из папиной руки.

На этот раз она падает на пол и разбивается.

Папа встаёт и уходит. Скрывается в туалете.

Я иду за веником. Веник стоит в кладовке, а совка нет.

«Ничего, – думаю я. – Соберу осколки в старую газету…»

Но тут дверь туалета приоткрывается и оттуда высовывается папина рука.

Она протягивает мне совок.

– Передай своему другу, – раздаётся папин голос, – что я подумаю!

Он всегда так говорит: «Я подумаю!» Если уже не сердится.

Я улыбаюсь.

И иду подметать осколки.

Ты театр любишь?

У буфета меня окликнул Гоша из десятого «А»:

– Тёзка! Ну как она?

– Кто? – не понял я.

– Жизнь! Никто не обижает?

– Нет! – крикнул я.

– Это хорошо, – сказал Гоша и подошёл. – Ты театр любишь?

– Что? – удивился я.

– Театр, – повторил Гоша.

– Я больше футбол люблю, – ответил я.

– А попробовать не хочешь? – спросил Гоша.

– Что? – спросил я.

– В театре поиграть, – предложил Гоша.

– Я? – удивился я.

– Да, – сказал Гоша. – Ты весёлый, у тебя получится. Я театр создаю.

– Где? – спросил я.

– У нас в школе, – ответил Гоша.

– А кто в нём? – спросил я.

– Я, ты… пока всё, – сказал Гоша. – У тебя никого нет, кто театр любит?

– Наверное, есть… А для чего?