– Это отец твой разузнал, – говорит мне Баран.
– Папа? – удивляюсь я. – Ик!..
– Да, – говорит Баран. – Прямо как этот… частный детектив! Он чего-то там раскопал и всё, что надо, этому… следователю сообщил. Скоро выпустят брательника! Не воровал он!
– Ура! – закричал Гоша.
– Ура! – завопил я. – А что мы ему понесём?
– Имеется яблочный пирог! – сообщил громкий голос из-за двери.
Я засмеялся.
Добрый дед у Гоши – военный дирижёр Борис Моисеевич. И слышит прекрасно.
А Гоша утверждает, что дед глуховат на одно ухо.
Как сказать по-шведски?
Мы по уши в грязи.
Льёт как из ведра. Грохочет гром, бьют по крышам молнии. Гроза!
Мы носимся с Женькой-Пузырём по нашему пустырю. Лупим по мячу изо всех сил. И смеёмся, как ненормальные.
Нас двое. Больше таких сумасшедших не найти. Во всём квартале не найти. Во всём городе. Во всём мире. Мы – фанатики.
Из-под мяча, из-под наших ног да с нас самих летят брызги во все стороны! А мы не можем остановиться, бегаем и бегаем за мячом – от ворот до ворот и назад.
Я задеваю кочку. Лечу головой в лужу.
Женька пытается дотянуться до мяча, но сам поскальзывается и присоединяется ко мне.
Мы барахтаемся в мутной воде.
– Который час?! – спрашиваю я, доползая до Женькиных ворот.
– Откуда я знаю?! – отвечает Женька. – Может, час, а может, и больше!
Пошатываясь от усталости, я встаю на ноги и перекатываю мяч через воображаемую линию ворот.
– Гол, – говорю я. – Двадцать четыре – двадцать три в мою пользу!
– Всё! – трясёт Женька мокрой головой. – В школу пора! Время! Если я и сегодня опоздаю, Ракетка отца вызовет…
– Да откуда она узнает? – говорю я. – Первый урок – Фрекен Бок!
Фрекен Бок – учительница немецкого языка.
– Нет, всё! – говорит Женька. – Капут!
– Ладно! – выдыхаю я. – Но я выиграл!
– Выиграл, выиграл… – соглашается Женька.
Дома первым делом я смотрю на часы.
Ёлки-палки! Всего семь минут до звонка!
За эти четыреста двадцать секунд я успеваю: прыгнуть под душ, кое-как обтереться полотенцем, натянуть на себя одежду, подхватить рюкзак, закинуть в него яблоко, запереть квартиру, сбежать по лестнице вниз, домчаться до школы (вдоль забора до ворот и назад к чёрному ходу, потому что на парадном всегда висит огромный замок), взбежать на второй этаж, ворваться в класс. И, заметьте, не в качестве опоздавшего!
Следом за мной входит наша немка. Она старенькая, худенькая и маленькая, почти с меня ростом. Но кто-то прозвал её Фрекен Бок. И вот почему.
Иногда, не так уж и часто, где-то раз в месяц, Фрекен Бок спрашивает у нас:
– Немецкий или шведский?
Те, кто терпеть не могут немецкий, вопят:
– Шведский, шведский!
На уроках немецкого языка наша странная добрая немка ставит даже «бананы». А на уроках шведского, который в школах не изучают, мы получаем одни пятёрки. Потому что шведский – это просто так. Для души.
Фрекен Бок обучает нас шведскому как бы подпольно. Это наш общий секретик, о котором больше никто не знает.
Фрекен Бок ужасно любит, когда мы выбираем свенск – шведский. В институте Фрекен Бок изучала два языка – немецкий и шведский.
– Но шведский, – утверждает Фрекен Бок, – намного интереснее немецкого! Это удивительный язык!
На самом деле причина в другом. Просто нашей учительнице ужасно хочется поболтать по-шведски. А всё потому, что дедушка Фрекен Бок был самым настоящим шведским моряком. Он плавал на сухогрузе, который как-то раз встал на якорь в Санкт-Петербурге. В Санкт-Петербурге дедушка по уши влюбился в будущую бабушку Фрекен Бок. Потом они поженились, у них родился сын, сын вырос, тоже женился, и у дедушки Фрекен Бок появилась внучка, которой много лет спустя мы и дали это прозвище – Фрекен Бок.
К сожалению, дедушка Фрекен Бок воспитывал свою внучку один. Потому что Фрекен Бок была сиротой. В четыре года, совсем крохотулечкой, она потеряла в блокадном Ленинграде и маму, и папу, и бабушку… Они умерли от голода. Из их семьи выжили только Фрекен Бок и её дедушка… Дедушка Фрекен Бок очень заботился о Фрекен Бок. И души в ней не чаял. А по вечерам он беседовал с маленькой Фрекен Бок на своём родном языке, шведском, и тосковал по родине, да и вообще грустил без жены и сына. Потом Фрекен Бок выросла, стала учительницей. И принялась ухаживать за дедушкой.
Так они и жили вдвоём, Фрекен Бок и её дедушка. Жили не тужили, но однажды дедушка покинул Фрекен Бок. Он ушёл туда, откуда никогда не возвращаются, и Фрекен Бок осталась одна: с дедушкиным шведским языком и памятью о тех вечерах, когда они с дедушкой разговаривали друг с другом по-шведски…
Вот почему Фрекен Бок решила сделать из нас шведов: ей нужны были собеседники.
– Шведский или немецкий?! – разносится по классу её тоненький голосок.
– Шведский! – кричу я.
– Шведский! – подхватывают остальные.
– Эй, Гоша! – приветствует меня по-шведски Фрекен Бок.
Это означает: «Здравствуй, Гоша!» или «Привет, Гоша!» Так здороваются шведы – «Эй!»
– Эй! – машу я рукой.
– Хюр хар ду де? – спрашивает Фрекен Бок.
Я должен перевести. У нас такое правило: Фрекен Бок произносит свою фразу по-шведски, а мы переводим её на русский язык.