Я побит - начну сначала!

Я очень волновался. Такого на студии еще не было (особо запомнилась растерянность охраны, когда приехал правительственный ЗИЛ).

Они высказались положительно. Гениально повел себя С. Михалков. Они обещали помочь. Предадут? Или помогут? (Смотрели очень хорошо, говорили тоже хорошо.)

Все, решительно все советуют убрать «татар»[104].

17.09.83 г.

Нет, Соня Губайдулина не права.

Музыку, которую она пишет для картины, слушаю с большой болью и недоумением. Впору отказаться. Но отказываться от нее — чудовищно! Я не понимаю многого — может быть, я уже постарел, не знаю. Но!

Тема любви героини, по ее же словам, которые она произносила с восторгом, «без всякого секса, чистая» и т.д.

Стоп! Что значит секс и что значит без секса? Джульетта — секс? Или нет? Или секс — это только Кармен? Чувство без секса - это чувство трехлетних, когда нет понятия пола и нет стыда. Когда же появляется стыд — уже есть пол, есть, так сказать, женщина, есть дух женщины, есть суть, высший пик того, что обозначается ничего не значащим словом «секс», если речь идет о жизни духа, о душе человека в его отличии от животного.

Девичий стыд — верх женственности (потом женщины всю жизнь его наигрывают, как провинциальные артистки), детская любовь — верх духовности в любви, ибо она почти на сто процентов несбывшееся, она обречена, она равна последней любви и мечте о ней. Вот что мне и не нравится в музыке Сони — ее любовные темы в моей картине. Бесполость, отсутствие щемящей муки и... простой мелодии. Этого требует аудитория, ведь детям тоже надо смотреть. Соня рада, что у нее нет тут мелодии, не хочу спорить с тем, какая нынче должна быть музыка, но с тем, какое должно быть обращение к детям, — готов поспорить.

Соня — человек мыслящий в искусстве, очень думающий, и ее мысли не косвенно, а прямо отражены в музыке.

С ней надо разговаривать — с ней можно разговаривать. А манера?.. Только переименовать и писать по секундомеру.

Когда Соня писала «Балаганчик» для Гараниной — она во второй части высокой любви и написала музыку любви детства. Оттого-то я и пригласил ее как композитора...

Как бы Соне объяснить, что образ любви (самой высокой) и детская любовь — почти одно и то же явление. Джульетта тоже не рожала, и Анна Каренина изменяла с Вронским только... То же прозрение, тот же механизм познания, та же, с позволения сказать, технология...

22-23.09.83 г.

Итак — записана музыка, включая вальс и все наложения. К полночи все сведено, завтра начну подкладывать.

До конца месяца — неделя, даже меньше, а 30-го надо начать перезапись.

Боже мой! Я же ничего не успеваю, работу над картиной начать да кончить... Досталь не дал работать в субботу. Как так? Зачем ему это надо?

Сейчас надо все бросить и доделать картину. Более ничего — слишком много всяких забот!

О музыке

Постепенно к музыке привыкаю. «Кабан» не получился, в крайнем случае скомпилирую.

Все время думаю о том, не потеря ли для фильма Сонина музыка. То, что она ставит картину под еще больший удар, — ясно. Но это же делает картину более определенной. По языку иной музыки не может быть: там и ВИА с магнитофонов, и вальс, и Пугачева! Соня выбрала единственный язык, который тут возможен[105].

В костре — Соня со всей неистовостью своего темперамента выдала трагедию рода Бессольцевых. Стоит ли? Может быть, все-таки оставить шумы и магнитофон? Стоит ли так указательно обобщать? Не потеря ли это, в конечном итоге, вкуса? И не оставить ли только оркестр, а наложить магнитофон, как думали выше?

И не заканчивать ли фильм вальсом?

Переход после сожжения

Вальс — приход домой — картины.

02.10.83 г.

Натуральных талантов так же не хватает, как натуральной кожи. Кожзаменитель в деле изучения легкой промышленности еще понятно, и хороший кожзаменитель — искусство. Заменить талант в искусстве все равно, что заменить Бога чертом.

10.10.83 г.

Ночь. Утром обсуждение картины главной редакцией — или что-то вроде дисциплинарного просмотра.

05.10.83 г.

Сдавал картину объединению. Два дня студия обрабатывала всех поодиночке и всех вместе, чтобы картину не стали принимать, но картина понравилась - объединение ее приняло. Бобровский начал вполне застенчиво и восторженно, Зархи стал талдычить: «шедевр», мировой уровень. Все говорили проникновенно, чуть не плакали, я был тронут до глубины души. Это эти люди? Эти? В которых, как мне казалось, не осталось ничего человеческого? Все это было бунтом, все были взволнованы и радовались собственной смелости. Загадочным оставался Лешка Сахаров (руководитель объединения). Крутился, пытался практически протащить крупные сокращения, но у него не удалось...

(Хотя он вполне все это может сделать и 10-го.)

Так или иначе, картина стала проявлять волю, она становится на ноги, хотя работы еще хватает.