Я побит - начну сначала!

Начались кинопробы. Детей сначала искали по школам, потом по подмосковным пионерским лагерям, а затем в Артеке и в «Орленке». За пять месяцев было отсмотрено семнадцать тысяч детей. Все были найдены, кроме Лены Бессольцевой. В какой-то момент он сказал: «Я неверно ищу героиню. Мне нужна наивная, добрая, с распахнутыми глазами. А наивность и доброта сегодня под ударом. Их надо отстаивать. Нужно мужество и сила характера». Он вернулся к отвергнутой им Кристине Орбакайте. Попробовал ее еще раз. Она была под номером 342 в первой тысяче детей. При утверждении кинопроб осталось четверо, и все - замечательные. Николай Трофимович Сизов, директор студии, сказал: «С девчонкой тебе повезло». Никто даже не спросил, с которой из четырех. Остальные тоже были хороши. Но Кристина интереснее всех. Было одно «но» - ее мама Алла Пугачева. На студии еще свежа была память о картине Стефановича, которая потом снималась с Софией Ротару. Быков сказал: «Маму я возьму на себя». Но когда в начале съемок Кристина упала и сломала руку, встречу с мамой ожидали в большом волнении. Слава богу, перелом был легкий, мама все поняла и не возражала против дальнейших съемок.

На роль дедушки Быков пробовал несколько актеров, дважды пробовался сам, а потом утвердил Санаева. Я была счастлива - и в предвкушении их совместной работы готова была отказаться от роли учительницы, лишь бы сыграл отец. Мама моя негодовала: «Что за семейственность!». Когда приехали забирать отца на съемку в Калинин (теперь Тверь), он не мог встать, прихватило сердце от нелегких разговоров с женой. Ждать, пока поправится Санаев, не могли. Фильм начинался с его проходов по городу. Первые числа сентября, то, что в кино называется «уходящей натурой». К счастью, согласился сыграть деда Юрий Никулин, очень интересно работавший в кинс От Балбеса до главной роли в картине Алексея Германа по повести Константина Симонова в фильме «Двадцать дней без войны» - диапазон впечатляющий.

Итак, два с половиной месяца натуры в Твери и два с половиной в Москве в павильонах «Мосфильма». Пролетело это замечательное время мгновенно. А дальше счастье кончилось и началась Голгофа.

М.И. Ромм, к которому в объединение пришел работать Быков, говорил режиссерам: «Мало снять картину, надо еще быть ее лоцманом. Надо потрудиться, чтобы продолжить ей путь к зрителю». Эти слова и были руководством к действию. Михаила Ильича Ромма Быков считал своим учителем в кино.

Быков из картины ничего не отдал. Ни клеточки не вырезал, как ни выкручивали ему руки. Но об этом позже.

Провинциальность — понятие, которое сегодня имеет новую географию: это не Тамбов и уже не под Тамбовом. Сейчас это чаще Москва, «высшее общество», Университет, Академия наук... плюс и Тамбов, и Кинешма, и Монреаль, и т.д. Провинциальность, если это периферийность, отсталость, рутина, бездуховность, — в первую очередь канцелярит, и еще всяческая верхушка. Отвергать все, в чем не смыслишь, — удел провинциала. Он нынче спесив, но так же завистлив и ханжист. Провинциален «Мосфильм», провинциальны Союз кинематографистов, Институт истории кино. У них «своя компания» и свои авторитеты, они все друг друга знают, они все друг у друга на виду, они не могут друг от друга никуда деться.

Словосочетание «популярный актер» — дитя времени. Он популяр (такой экземпляр). Популярный — не значит талантливый, потому что он может быть и бездарен; популярный — это не значит хороший, ибо он может быть и плох. Популярный — критерий массовой культуры, где доминанта — мода. Это слово так в старину не употреблялось: и это не «любимец публики», это другое.

То же и о популярных жанрах, спектаклях, поэтах. Тут определяется не качество, не содержание, не близость к Олимпу — тут определяется известность, мода и т.д. Известный значит популярный, хотя и не всегда. Пользуется успехом — вот точная фраза, которая оценивает лишь результат, как конечный итог, как факт, но не высоту, не существо сделанного в искусстве.

Очень жаль, когда впечатления и идеи мелькнут и — уходят...

Все почему-то ищут трансцендентные силы вне нас — а это наша духовность, она действительно над нами, она действительно вне нас, но она и есть наша третья ипостась, то, что «Бог — дух святой». Это та область, где есть автор при отсутствии его, как в эпосе и т.д.

Меня потрясает зритель всяких академгородков и домов ученых. Совсем недавно, лет десять тому назад, это был чуть ли не «лучший» зритель, сейчас — самый неприятный. Сегодня в Пахре я не стал скрывать от этого зрителя, что он мне не так уже и симпатичен, может быть, стоило бы им сказать об этом более определенно. Самое неприятное - то, что, набившись в зал (яблоку было негде упасть), они вели себя так, будто их треть зала. Они были чуть не специально, подчеркнуто сдержанны и спесивы - приходилось то и дело заставлять их сбрасывать важность и выпускать воздух из надутых щек.