– Съешь чего-нибудь? Это пойдет тебе на пользу, – предложила она. У прилавка, поприветствовав бариста, она заказала два кофе.
Рубашка, кажется, не намокла. У него были красивые руки, широкие квадратные плечи. Светлая рыже-коричневая бородка сочеталась с веснушками. Он пригладил мокрые волосы, убрав их со лба, закатал рукава рубашки. Она ждала, когда он примется за кофе. Как только он отопьет первый глоток, можно начинать. Это был сеанс терапии, знал он об этом или нет. И пусть рассчитывает на то, что она будет задавать много вопросов. Они познакомились при необычайных обстоятельствах, и это их связывало. Он отпил кофе, отломил и съел кусочек пончика. Ел он аккуратно, стараясь, чтобы крошки оставались в тарелке.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Мне нужно принять лекарство, – прожевав и проглотив, сказал он.
Антидепрессанты? Так вот в чем дело. Химический баланс в мозгу нарушен, а лекарство его наладит. У нее были клиенты, переставшие пить лекарства, которые осознавали, насколько им необходимы выписанные препараты, лишь получив серьезный сигнал тревоги. Стал ли мост сигналом для
– Где твои лекарства?
– В рюкзаке, – опустив взгляд к ногам, сказал он и продолжал есть. Она последовала его примеру и откусила пончик, полакомиться которым она позволяла себе лишь изредка, а сегодня, очевидно, был особый случай. Крошки прилипали к пальцам, она смахивала их на тарелку.
– Можно купить бутылку воды. И… э-э… тебе есть где остановиться? Как ты думаешь, тебе не нужно в больницу? Могу отвезти, – предложила она. Она могла кое-кому позвонить. У нее были связи. Врачи, пожарный, живший раньше по соседству. Она могла бы собрать небольшой отряд спасателей. Ведь его нужно спасать!
– Антигистаминные таблетки. От аллергии, – отпив еще кофе, пояснил он. Типа, «ну полно, тетя, зачем мне в больницу за лекарством от аллергии? Вы сходите с ума, но я в порядке. Пожалуйста, не сходите с ума, дайте спокойно допить темный напиток».
– Ну, я имею в виду, из-за моста. – «В больницу, потому что ты собирался сигануть в бездну. Вот почему».
– Это было тогда. Сейчас все иначе.
– И все же, думаю, важно это обсудить, тебе не кажется?
– Я не из этих мест. Моя семья из Клементины, – сказал он. Талли слышала о таком, знала, что это был городок в юго-восточном Кентукки, примерно в трех часах езды.
– Ты наполовину темнокожий? Не думаю, что в Клементине много таких, как мы, – подавшись вперед, сказала Талли. Она никогда раньше не видела таких лиц, как у
– Бабушка была темнокожей. И да, ты права. Нас там немного, – согласился он.
Ее порадовало, что он сообщил ей что-то о семье, и нравилось, как он дул на кофе и на его поверхности появлялась рябь. Нравилось смотреть, как он доедает пончик. В голове роились мысли. Меньше часа назад этот человек хотел умереть, а теперь сидит напротив и проявляет осторожность, чтобы рот не обжечь. Казалось, он с еще более нарочитой мягкостью поблагодарил ее еще раз. Его кулон выбился на поверхность майки – блестящий золотой крест.
– Может, позвоним твоим? – спросила она, достав из кармана мобильник и положив его на стол между ними, хотя и не рассчитывала на согласие. Чтобы он продолжал говорить, ей придется рассказать о себе.
– Моя семья из этих мест и из Теннесси. Некоторые из Алабамы. Как у тебя отношения с родными?
– Не люблю такое, – сказал он.
– А что любишь?
– Светские беседы не люблю.
– Я тоже. Поэтому и спрашиваю о важном. Чтобы мы не теряли времени, – сказала она.
Уголок рта поднялся и дрогнул.
– Люблю эту песню, – сказал он. В кофейне негромко играли композицию
– Я тоже. Она меланхоличная, странная, – сказала Талли. «Участие. Эмпатия». Обычно это срабатывало, люди раскрывались, как цветы. – Это твоя… мм… первая суицидальная попытка?
– Не знаю, что это было. Но сейчас мне вроде лучше. Трудно сказать.
Лучше? Так быстро? Она не верила.
– Я в туалет. – Он встал, взял с пола рюкзак.
– О’кей, – кивнула она.