Я подарю тебе Луну

О наличии вторых ключей вслух не говорили. Прознав про это, банк могут лишить лицензии. Запросто лишат. Наступили лихие времена. К тому же нельзя допустить утечки информации. Надо как можно быстрее догнать Морозова, задержать его, чтобы он не успел раскрыть тайну проникновения в хранилище. И никому не смог рассказать, даже всесильным органам. Начальник безопасности и управляющий понимали, что надо соблюдать тайну, чтобы ни при каких обстоятельствах не обсуждать тему секретного доступа в ячейки. По крайней мере публично. Иначе всем крышка: и банку, и его сотрудникам. Анатолий Алексеевич немного помешкал, встал за спинами сержантов и вдруг невольно подключился к строевому шагу. Теперь в едином строю шагали трое, остальные смотрели на них. Кто-то уже зашелестел вощеной бумагой, по-домашнему запахло съестным, зазвенела посуда, посыпались на пол пластиковые стаканчики, звонко зажурчала жидкость. Леонид Львович посмотрел в угол. Минеральная вода, не шампанское. Управляющий вздохнул. Дома бесилась жена, ждали дети. В дальнему углу коротко хихикнули, затем, осмелев, кто-то рассмеялся, громко, открыто, и вот уже все заговорили, оживились, и началась другая жизнь, экстремальная, предновогодняя. Ударили часы. Оставалось полчаса до Нового года. Первый сержант вдруг резко затормозил, остановился, второй налетел на него, а Анатолий Алексеевич уткнулся носом в его спину.

– Надо объявить план-перехват! – сказал первый сержант.

– Точно! – подтвердил второй.

– Правильно, ребята, объявляйте! – поддержал бравых милиционеров Анатолий Алексеевич.

Начальник безопасности застопорил ход и вышел из строя. Решение пришло само собой. Можно передохнуть. Он хлопнул ладонями, будто призывал публику к смирению, при этом Анатолий Алексеевич улыбнулся несколько кривой улыбкой. Получилось смешно. Громкий хлопок, кривая улыбка. И все засмеялись. И лишь Леонид Львович промолчал, он боролся с наступавшей дурнотой.

А Владимир Морозов весь в мыле и пене объезжал город вдоль и поперек и по периметру. Все бесполезно. Он уже побывал на окраинах, исколесил центр, но все обувные магазины были закрыты. Модные дома и салоны находились в состоянии кладбищенского покоя. Они загодя сбыли докучливым клиентам почти весь товар, приготовленный на рождественские и новогодние торжества. Пустые витрины тускло поблескивали незрячими глазницами. Морозов зашел в небольшой ресторанчик, попросил воды, звучно набулькал полный стакан, и принялся цедить медленными глотками убийственно-ледяную жидкость, растрачивая драгоценное время на бесплодные раздумья. Владимир пытался найти выход из безвыходной ситуации. Но ничего толкового Морозов придумать не смог и лишь изредка трогал языком ноющие от холодной воды зубы. Весело затренькал мобильник. Морозов посмотрел на номер и не ответил на звонок. Звонила Надежда Павловна Семенова, видимо, хочет посплетничать женщина. Вечно суетится, беспокоится, прыгает. Владимир лениво допил воду, закурил, бросил недокуренную сигарету в пепельницу. Морозов хотел найти собственное решение – правильное, мудрое, справедливое. Но голова отказывалась служить, мысли не слушались хозяина. Владимир повертел сотовым, подбросил его, поймал на лету и вдруг тихо рассмеялся. Вот оно – решение. Толковое и разумное. На ладони. В телефоне. Морозов нажал кнопку вызова.

– Надя, это Морозов, ты мне звонила? – сказал Владимир.

– Ой, звонила, только что, а ты где? – вскрикнула Надежда.

– В ресторане, на Невском, недалеко от площади Восстания, а что, что-то случилось? – спросил Владимир, надеясь на чудо.

Да, он очень хотел, чтобы что-то случилось, беда или чудо – никакой разницы для него не было. Ведь тогда Семенова сама приплывет в сети, золотая рыбка попадется на крючок. В золотых сапожках. И все получится. И задуманное исполнится.

– Ой, Володька, случилось, такое случилось, ты не уезжай, я сейчас приеду, дождись меня, хорошо? – задыхаясь, торопливо прокричала Надежда и отключила телефон.

А Морозов умильно ухмыльнулся, допил минералку и заказал еще одну бутылку. Надежда Павловна Семенова не вошла, она влетела в ресторан. Красавица сразу увидела Морозова, но не подошла к нему, сначала бросилась к официанту, что-то быстро залопотала, суетливо размахивая руками, горячась и вспыхивая от волнения, и лишь затем направилась к столу, за которым одиноко сутулился Морозов.

– Володя, ты что, ничего не знаешь? – сказала Надежда, принюхиваясь к Морозову.

Вдруг человек спиртным горе заливает. Нет, водкой от него не пахнет. И Семенова присела на край стула.

– Ничего не знаю и знать не желаю, сейчас не до этого, – резко оборвал Надежду Морозов, разглядывая хрустальную жидкость в запотевшем бокале. – Надя, у меня к тебе важное и серьезное дело. Выручи меня, пожалуйста, век не забуду!