Я подарю тебе все…

Здание, в котором располагалось фармакологическое объединение «Поволжск-фарм», являло собой самый незатейливый образец архитектуры. Оно походило на стандартный бетонный прямоугольник. Внутренняя планировка куда более запутанная: всяческие ответвления, закутки, коридорчики, множество дверей с навесными замками… Комнатки, кабинетики, кладовки, подсобки… Помещений же, предназначенных непосредственно для работы фармакологов, оказалось не так уж много.

Фирма занимала два этажа, имелось и подвальное помещение. Но, как сказал мне Мирошников, подвал практически не функционировал. Только одну комнату в нем оборудовали под склад. Посему «шеф» посоветовал мне не тратить время на обследование «нулевого этажа», а заняться непосредственно первым и вторым.

Сотрудники «Поволжск-фарм» в основном были мужчинами. Серьезного вида, либо облаченными в костюмы, либо в демократичных вязаных свитерх или жилетах, надетых поверх рубашек. Большой популярностью у них пользовались усы либо бородки разных фасонов. Многие напомнили мне своим внешним видом классических физиков-ядерщиков второй половины прошлого века, каких часто изображали в советских фильмах, и это затрудняло задачу, заданную мне Мирошниковым: люди подобного склада не очень-то склонны к сплетням и обсуждениям различных мелких новостей, тем более с женщиной. Тем более с лаборанткой. Тем более – с новенькой.

«Но никто и не обещал, что тебе будет легко, Евгения Максимовна! – мысленно подбодрила я себя. – Ничего, прорвемся! Вместе с полковничьей современной техникой мы – сила!».

– Это главный цех по производству лекарственных препаратов, – сообщил Мирошников, пропуская меня в просторное помещение, заставленное рядами столов, на которых располагались штативы с пробирками, колбами и стояли какие-то компактные агрегаты, похожие на сложные станки.

За столами, склонив головы, работали несколько человек, и среди них я не увидела ни одной женщины. Каждый работник был сосредоточен на своем деле. На нас с Мирошниковым никто не обратил внимания. И даже когда Геннадий Владиленович громко представил меня как их новую сотрудницу, практически все отнеслись к этому довольно равнодушно: каждый был поглощен своей работой. Так что мы надолго там не задержались.

– Вашей дисциплине можно позавидовать, – похвалила я директора объединения.

– Коллектив соответствующий – женщин мало, – пояснил Геннадий Владиленович не без самодовольства.

– Вы считаете, что мужчины в меньшей степени подвержены лени и разгильдяйству? – усмехнулась я.

– Да, – прямолинейно ответил Мирошников. – Поэтому я стараюсь не подпускать жен к производству. Это слишком ответственный процесс.

– Значит, у вас совсем нет сотрудниц-женщин? – удивилась я.

– Ну почему нет? Куда же без них… – протянул Мирошников с каким-то сожалением. – В бухгалтерии их пруд пруди. Целых три дамы: главный бухгалтер, юрист и секретарь. Вот пусть они там и сплетничают от души, в таком месте их болтовня не принесет большого вреда. А к производству я их – ни ногой!

– Но бухгалтерская работа не менее ответственна, чем технологический процесс, – бросила я на ходу.

– Да, конечно. Поскольку со своими обязанностями они справляются, я и держу их на службе.

Я поймала себя на мысли, что Мирошников «болен» шовинизмом – дискриминацией по половому признаку. Я ведь даже не знала, женат ли он и в каких отношениях находится с представительницами женского пола вне работы. Не мешало бы это выяснить… И тут, пожалуй, на роль моего союзника подойдет словоохотливый Михаил Петрович Зайцев. Сколько бы ни твердил Мирошников, что мужчины – прямо-таки образец сдержанности и хладнокровия, я по своему опыту знала, что они обожают сплетничать ничуть не меньше женщин, а подчас и фору нашей сестре дают, и какую! Особенно если выдается возможность обсудить начальство. Да и информация насчет личных дел Мирошникова вряд ли относится к разряду сугубо секретной, так что у меня имеются все шансы вытянуть ее из Зайцева. А заодно и кое-что другое.

Нам навстречу плавной походкой двигался черноволосый мужчина лет сорока – сорока пяти. Я уже отметила про себя, что Мирошников тяготеет к людям среднего возраста – его сверстникам. Может быть, и в этом тоже проявлялись его дискриминационные настроения, а может быть, просто так уж сложилось – не знаю. Главное, что эта его особенность вряд ли помешает в моей работе.

– Геннадий Владиленович, разрешите вас на минутку, – произнес брюнет вкрадчивым голосом, словно лившимся откуда-то прямо из стен.

– Да, Сергей Николаевич, слушаю. – Мирошников замедлил шаг.

Мужчина этот, как и многие сотрудники на этом предприятии, носил усы. Только они у него выглядели очень ухоженными, даже пижонскими. Да и вообще он смотрелся щеголем: начищенные до зеркального блеска лакированные туфли с вытянутыми носами, тщательно отглаженная белоснежная рубашка, дорогой галстук… Лицо его было довольно смазливым, особенно выделялись маслянистые черные глаза. Вся его внешность несла в себе какие-то южные мотивы. Сергей Николаевич держал в руках черный «дипломат».