Я подобрал это на свалке

К счастью, недоумком при пробуждениях стал лишь один человек. И, разумеется, так уж совпало, что им оказался старейший и опытнейший Главный инженер-механик…

Скандалов, революций, и прочего безобразия, связанного с психологическим стрессом, как это любят описывать писатели-фантасты, не наблюдалось.

Однако примерно (нет, не примерно — а точно!) на пятьдесят первом году и сорок девятом дне полёта, когда дежурила Первая смена, начались проблемы с подачей топлива в маршевые двигатели. И буквально с каждым днём перебои и вынужденные остановки их происходили всё чаще. Дело, как посчитали вначале инженеры и техники, было в том, что подключили пятый из восьми огромных топливных резервуаров. Переключение на другие оставшиеся баки, впрочем, не помогло.

А поскольку Корабль в это время уже производил расчётное торможение, возникла угроза проскочить мимо цели, если не удастся наладить работу маршевых двигателей в штатном режиме.

— «12–45. Снова вышел из строя инжектор третьего Маршевого.15–35. Замена инжектора и чистка фильтра закончены. И.О. Главного инженера Перит Голоуст (Не знаю, что на самом деле означали их фамилии и имена. Просто привожу так, как они звучат в интерпретации Матери.) настоял на том, чтобы была указана причина поломки: некачественное и засорённое топливо. Так же он уверен, что вызвано это плохой очисткой топлива ещё на Земле. (…)

— 17–30. Переключились на седьмой резервуар. 22–55. Снова вышли из строя инжекторы второго и седьмого маршевых. Поставили модифицированные фильтры. 00–00. Вахту сдал. Корабль летит на семи двигателях из десяти. Ускорение — 2,4 «Ж». Пытаемся компенсировать потерю хода из-за сложной поломки третьего двигателя и производящегося в настоящее время ремонта второго и седьмого. Форсаж остальных маршевых — плюс сорок процентов. Вахту сдал…

— 06–25. Разорвало корпус топливного насоса номер шесть. Топливом залит до половины отсек Д-28. Откачали к 09–15. Замена насоса невозможна, так как не осталось корпусов на складе, и изготовить эту огромную отливку не из чего. Проложили трубопроводы к двигателю номер шесть от насоса номер пять с помощью тройника…»

Далее почти семьдесят из девяноста трёх страниц посвящены массе технических неполадок, констатации нехватки запасных деталей для замены повреждённых, и описанию спешной подгонки и доводки для работы двигателей и насосов целой кучи подручных деталей и материалов. Инженеры и техники, конечно, старались, и проявляли чудеса изобретательности и самоотверженности, но…

Бедняги.

Сволочи Проектировщики! И Строители! И поставщики материалов и механизмов! Вот вам и «экономия полётного веса!..»

А число аварий и окончательно вышедших из строя механизмов всё росло. Дальше — хуже. Выяснилось, что топливо в оставшихся резервуарах не засорено, а просто разложилось. Или, проще говоря — испортилось из-за длительного хранения в условиях вакуума.

И предсказать заранее, что такое произойдёт, учёные «земли» не смогли. А для меня получилось — что они такие же тупые и самоуверенные твари, как проектировщики и строители…

Теперь экипаж понимал, что все они практически обречены.

Читать тексты отправленных домой радиограмм было обидно и больно: не надеясь на ответ, они старались предупредить «своих» о топливе, о ненадёжных насосах, о наиболее нужных запчастях, об отвратительных материалах и инструментах…

Чтобы, значит, те, кто рискнут попытаться полететь куда-нибудь ещё после них, не попали в такую же ж…!

Однако, ощущая свою ответственность за тысячи вверенных им жизней, они не собирались сдаваться: дежурная смена разбудила остальные две, и вместе они занялись фильтрованием топлива через осмо-мембраны, и много чем ещё, пытаясь за считанные оставшиеся дни найти решение проблемы, на которую дома были затрачены усилия пяти Университетов и тридцать восемь лет.

Читая об этом, я обливался потом, сжимал стальные кулаки, и медленно сатанел.

Приведу суть.

Пятьдесят первый год, сто девяносто третий день. Взорвался перегревшийся насос второго двигателя. Почти сразу — восьмого. Разгерметизация пяти отсеков. Погиб техник Лазар Нухот — он был без скафандра. Ремонт заставил отключить двигатели, и потерять без хода пять дней. После ещё двух дней работы двигателей в форсированном режиме в «плюс шестьдесят процентов», взорвалась тяговая дюза четвёртого маршевого: не выдержала теплоизоляция. Ещё два дня на латание дыр. Но заменить дюзу было нечем — так что нагрузка на остальные девять снова возросла…

Ещё через пятьдесят дней топливо, фильтровавшееся из полного в уже опустевший, но ещё не сброшенный резервуар, через всё те же мембраны, дало протечку. Это они её так назвали.

Я же почти видел в воображении, как могучая струя хлещет под диким напором из разорванного по шву трубопровода толщиной в мою ногу. Проникая из-за авральных трёх «Ж» во все кормовые отсеки, и заливая системы жизнеобеспечения, энергоснабжения и пожаротушения, и разъедая скафандры и тела тех несчастных, которые кинулись перекрывать вентили, спасать остальных, и всё равно — ничего не смогли сделать…