Я - подводная лодка!

Я родился на этой самой "западной границе" в первый послевоенный год, и все мое школьное детство прошло возле Бреста. Эти слайды я снимал сам, и мне есть что рассказать этим ребятам.

Койка за ходовой станцией заскрипела Логунов сидел, смотрел и слушал, забыв о своей пояснице. С того раза я определял по Логунову, как по некоему индикатору, качество своих бесед и лекций: "стрелка" в горизонтальном положении - плохо, в вертикальном - хорошо...

Разумеется, политическое и патриотическое воспитание молодых подводников не определяется лишь двумя плановыми часами. У любого политработника найдется для того множество иных форм и методов - даже в самые напряженные дни плавания. И, пожалуй, чем труднее обстановка, тем благодатнее почва для такого воздействия.

Акустики устали. Им уже и самим не верится, что они услышат что-нибудь путное. На лицах - полное безразличие к тому, что происходит сейчас в подводном эфире. Иду к старшине команды радиотелеграфистов мичману Бардину. У парня задатки хорошего радиорепортера. Всю ночь готовим с ним выпуск радиогазеты - специально для акустиков. Гвоздь программы - маленькая бобина с десятиминутным рассказом бывшего командира фронтовой подводной лодки С-15 Георгия Константиновича Васильева. Рассказ о том, как в сорок втором С-15 открыла свой боевой счет. У меня у самого побежали по спине мурашки, когда в отсеках раздался ровный хрипловатый голос:

- Четырнадцатого января в семь часов двадцать минут по пеленгу сорок градусов акустики услышали шум винтов немецкого транспорта...

Не знаю, о чем думали в эту минуту акустики - доклады их по-прежнему оставались уныло-однообразными - "горизонт чист", - но только появилась в них напряженность ожидания... Или мне это показалось? Может, и так. Куда как легко верится в то, во что хочется верить...

Мы возвращаемся под барабанный бой пишущих машинок. Отчеты, отчеты, отчеты... Старпом, командиры боевых частей, примостившись кто где, пишут пухлые тома отчетов о торпедных стрельбах, о маневрировании на учениях, обо всем том, что случалось с нами в дальнем походе. Если бы пираты после каждого абордажа вынуждены были документировать свои действия, пиратство выродилось бы на корню.

На прокладочном столе скучная карта-сетка без глубин, без островов. Она означает некое условное пространство и пригодна для любого района Мирового океана на данной широте. Долгота проставляется карандашом под безымянными меридианами. Кажется, будто мы вообще вышли, выпали из реальных земных координат и превратились в абстрактное тело, такое же условное, как значок, символизирующий нас на карте Главного морского штаба. Мы случайно перескочили в двумерное пространство и теперь обречены жить в плоскостном мире координатных сеток. От этой мысли можно повредиться, если бы на штурманском пульте, висящем над столом автопрокладчика, не проплывали в окошечке лага цифры пройденных миль, а на шкалах счислителя не выскакивали градусы широты-долготы. Хотя вся эта штурманская цифирь так же неосязаема, как и пространство карты-сетки, тем не менее гудящий штурманский пульт с многочисленными окошечками, в которых пошевеливаются картушки гирокомпасов, вращаются цифровые барабанчики с узлами и милями, он, этот путепрядный станок, приободряет, к нему тянет, от него трудно оторваться... "Когда усталая подлодка из глубины идет домой..." Хорошая песня. Слова бесхитростны, но очень точны. И музыка достоверна - в ритме крупной зыби и малого хода под электромоторами.

Если в ресторане оркестр исполняет её семь раз подряд, значит, за столиками сидят подводники, только что вернувшиеся из похода.

Усталая подлодка...

Федя-помощник сбрил бороду, сидит в кают-компании розовый и уплетает оладьи с вареньем. Входит инженер-механик:

- Ладушки-ладушки, Федя ест оладушки!

Руднев вдруг необъяснимо раздражается:

- Для кого Федя, а для кого "помощник командира подводной лодки".

- Виноват, товарищ помощник командира подводной лодки, - скучнеет механик.

У него великолепно развито то "верхнее офицерское чутье" - о нем писал ещё Соболев в "Капитальном ремонте", - которое подсказывает, где и когда можно звать старшего по званию или должности на "ты" и по имени. Чутье это не ошиблось и на сей раз, ошибся вспыливший Федя. Симпатии стола не на его стороне. Он сам это чувствует и пытается сгладить неловкость:

- Мех, сколько весит кнехт?

Когда Руднев хочет подмаслиться к механику, он делает вид, что интересуется тонкостями устройства подводной лодки. Любому "деду" это приятно.

- Встань на весы - узнаешь, - мрачно роняет механик под громовой хохот стола.

Улыбается вестовой, улыбается и сам Федя:

- Ладно, мех, один - ноль в твою...

Повышенная раздражимость, обидчивость - лишь один из признаков психологической усталости. Офицерский коллектив как-то так подобрался, что у нас нет людей психологически несовместимых, но когда изо дня в день перед глазами одни и те же лица, даже бывшие поначалу обаятельными и симпатичными, случается всякое...

Механик, например, не переносит голос Руднева по трансляции: