Таким образом, авария К-429 произошла не на командирском уровне, а на матросском. Одни матросы проинструктировали других, как надо действовать при погружении с учетом существовавших неисправностей. Уже по одному этому факту Суворова нельзя винить в аварийном погружении. Не только чужая душа, но и чужой корабль - потемки.
"Продолжаю рассказ. Подводная лодка следовала в район боевой подготовки К-021 с глубинами до 2000 метров. Перед районом БП мы должны были войти в бухту Саранная с глубиной 40 м и отдифферентовать ПЛ. В соответствии с действующей на тот момент инструкцией, мы с Николаем находились на мостике до выхода за пределы террвод (12 миль), а значит, до б. Саранная в нашем случае.
На траверзе б. Саранной слева по борту проходил торпедолов, с борта которого руководитель стрельбы предложил следовать мимо бухты сразу в район К-021. Н. Суворов отказался от рискованного предложения, как будто почувствовал недоброе (все же есть разница - 2000 м или 40). В центральном посту действиями л/с руководили старпом и командир БЧ-5.
Торпедолов и другая лодка с руководителем стрельбы перешли в район К-021, где должны были ждать нас, но не дождались...
К-429 взяла курс в точку дифферентовки. Командир дал команду: "Приготовиться к погружению". Получив доклад командира БЧ-5 капитана 2 ранга Лиховозова о готовности ПЛ к погружению, мы задраили верхний рубочный люк и спустились в центральный пост. Командир начал отдавать необходимые команды на погружение под перископ.
Сразу хочу сказать, что АПЛ проекта 670 (т.е. К-429) утопить трудно. Ее даже под перископ "загнать" не легко. Чтобы её утопить, надо постараться, и в 4-м отсеке постарались. Пусть простит меня Бог за резкие слова в отношении погибших.
Кроме того, кингстон глубиномера оказался закрытым. Глубиномер продолжал показывать глубину - ноль. Кингстон должен быть открыт в базе при приготовлении ПЛ к выходу в море.
И вот принят полностью балласт в цистерны, командир набирает ход для заглубления ПЛ (глубиномер показывает "ноль"). В перископ ничего не видно ночь, туман, а лодка фактически пошла на погружение. В четвертом отсеке выполнили "рекомендованный" прием с захлопками, и в отсек пошла вода...
Воду мы почувствовали, кога она полилась нам на головы сверху - через систему вентиляции. И в тот же момент лодка качнулась с боку на бок (мы поняли, что на дне). Мгновенно сработала аварийная защита реактора. Пропало освещение и все остальное.
Из первого отсека без разрешения дали воздух в ЦГБ, не зная о том, что клапаны вентиляции и кингстоны не успели закрыть. В результате часть воздуха ушла пузырем наверх бесполезно... Все произошло мгновенно, так как глубина места была небольшая - всего 40 метров.
Я и сегодня убежден, что даже суперчеловек в той ситуации вряд ли что-то смог сделать. Я, как старший на борту, сделал запись в вахтенном журнале о том, что командование кораблем принял на себя. В-первых, я это должен был сделать, а во-вторых, я надеялся разделить ответственность за случившееся на двоих.
Не буду врать - я знал, что в Корабельном уставе есть большая статья об обязанностях командира корабля, где он отвечает за все на свете, и нет обязанностей старшего на борту, но я надеялся на благородство тех, от кого будет зависеть наша с ним судьба.
А в тот момент, оценив ситуацию, пришли единодушно к выводу: всплыть с грунта (песок, ил, недостаток ВВД) не удастся. Осталось эту возможность исключить и подумать о людях.
Последовали один за другим взрывы аккумуляторных батарей в первом отсеке, а затем в третьем (центральный пост). Обстановка ухудшалась, и быстро. Надо было видеть глаза людей, которые смотрели на нас с Николаем в них были и надежда, и испуг от случившегося, и жажда во что бы то ни стало выжить.
Наутро, когда по нашим расчетам рассеялся туман, мы отправили на поверхность двух добровольцев с полными данными о точном месте лодки и её состоянии. Их подобрали надводные корабли и прибыли в наш район.
Мы с Николаем Михайловичем перебрали в памяти все случаи из мировой практики спасения подводников. Получалось так, что никогда не удавалось спасти весь экипаж из затонувшей подводной лодки. Мы решили пойти на самый надежный, но и предельно рисковый шаг - метод свободного всплытия через торпедные аппараты. Наверху думали, решали, а мы начали действовать. За каждого выходящего переживали, как за собственного сына.
Зинаида Васильевна, нам это удалось сделать (без всякого хвастовства, но мы знали - впервые в мире весь экипаж спасен). Думаю, что это было моментом истины в нашей с Николаем жизни".
"Выйти наверх и рассказать правду!"
В своем письме Гусев сообщает ещё об одном эпизоде, который подтверждает заявление, сделанное в начале этого очерка: Николай Суворов не только спас весь экипаж от провала на запредельную глубину в полигоне, но обитателей седьмого (кормового) отсека спас дважды. Спас толковым советом по телефону аварийной связи.