Я пойду одна

«Но это же не я! Это просто не могу быть я! Кто-то похожий на меня унес Мэтью…»

Но во всем этом не было никакого смысла.

Сегодня в первой половине дня Джош не должен был появиться. Зан пыталась сосредоточиться, но к полудню сдалась и схватилась за телефон. Она хотела позвонить Альвире, зная, что та получает «Пост» и «Таймс» каждое утро.

Михан ответила уже на второй гудок.

Когда она услышала голос Зан, то сразу сказала:

– Я видела газеты и просто сбита с ног. Зачем кому-то, так похожему на тебя, похищать Мэтью?

Александра пыталась понять, что хотела сказать этим Альвира, почему она спрашивала именно о причинах, интересовалась, зачем было кому-то, кто добился полного сходства с Зан, уносить ребенка. Неужели она думала, что мать сама его украла?

– Альвира! – заговорила Зан, тщательно подбирая слова. – Кто-то затеял все это против меня. Я не знаю, кто именно, но у меня имеются кое-какие подозрения. Даже если это устроил Бартли Лонг, чтобы погубить меня, есть кое-что, в чем я совершенно уверена. Он никогда не причинит зла Мэтью. Альвира, нам следует поблагодарить Бога за те фотографии. Спасибо Господу. Я намерена вернуть Мэтью. Фотографии будут доказательством того, что некто выдает себя за меня, ненавидит настолько, что похитил моего ребенка, а теперь еще и подставил.

Последовала небольшая пауза, потом Альвира сказала:

– Зан, я знаю одну очень хорошую частную детективную контору. Если у тебя нет сейчас денег на это, я сама им заплачу. Если эти снимки – фотомонтаж, мы узнаем, кто оплатил такую авантюру. Погоди-ка. Не так. Если ты говоришь, что те фотографии – фальшивка, я тебе безусловно верю, но думаю, что тот, кто все это затеял, переиграл. Надеюсь, ты поставила свечу перед святым Антонием в тот день, когда заходила к Франциску Ассизскому.

– Я заходила… куда? – Зан было страшно задавать этот вопрос.

– В прошлый понедельник, примерно в половине шестого или без четверти шесть. Я как раз зашла в церковь, чтобы немножко пожертвовать святому Антонию, как обещала, заметила там одного человека, который следил за моим другом отцом Эйденом, и мне это не понравилось. Поэтому я просмотрела сегодня утром записи камер наблюдения, чтобы выяснить – может, это какой-то знакомый отца Эйдена? В нашем безумном Нью-Йорке предупрежден – значит вооружен. В церкви я тебя не заметила, но ты была на записи, вошла в храм и вышла уже через несколько минут. Я решила, что ты заходила помолиться за Мэтью.

«Понедельник, день, от половины шестого до без четверти шесть… Я тогда решила отправиться домой пешком и пошла прямо туда, – думала Зан. – На запад по Тридцать первой или Тридцать второй улице… но потом поняла, что слишком устала, и поймала такси.

Но я не заезжала в церковь Святого Франциска. Я знаю, что этого не делала.

Или делала?»

Зан осознала, что Альвира продолжает говорить и что-то спрашивает насчет ужина.

– Я приду, – пообещала она. – В половине седьмого.

Морланд повесила телефонную трубку и обхватила голову руками.

«Неужели у меня снова начались провалы в памяти? Я схожу с ума и украла собственного ребенка? Но если я его унесла тогда, то что сделала с ним? Если я не способна вспомнить то, что происходило меньше двух суток назад, то что еще могу забыть?» – в отчаянии спрашивала себя Зан.

18

В те дни, когда ему приходилось работать под прикрытием, детективу Билли Коллинзу не составляло труда изображать из себя бездомного босяка. Худой до костлявости, с резкими чертами лица, редкими седеющими волосами и печальным взглядом, он легко входил в доверие торговцев наркотиками как потенциальный покупатель дозы.

Но теперь, когда его перевели в полицейский участок Центрального парка, Билли приходил на работу в деловом костюме, рубашке и галстуке. Все это в сочетании с его мягкими скромными манерами заставляло людей при первом знакомстве воспринимать его как рядового, ничем не примечательного парня, возможно не блещущего умом.

Это суждение разделяли и многие подозреваемые в разных преступлениях, которых вводили в заблуждение скучные ординарные вопросы, задаваемые Коллинзом, и его кажущееся согласие с их версией преступных событий. Для большинства из них это оказывалось фатальной ошибкой. Острый как бритва ум сорокадвухлетнего Билли запоминал информацию, которая могла бы показаться тривиальной и не имеющей особого значения в тот момент, когда он ее слышал. Но если обстоятельства менялись, то Коллинз мог в одно мгновение извлечь нужные сведения из хранилища своей памяти.

Личная жизнь Билли была проста. Несмотря на свою унылую внешность, он обладал отличным чувством юмора, был прекрасным рассказчиком и бесконечно ценил Эйлин, свою жену, за которой начал ухаживать еще в старших классах школы. Коллинз говорил, что Эйлин единственная во всем мире сочла его достаточно интересным и именно поэтому он влюбился в нее навсегда. Два его сына, которые, к счастью, внешностью удались в красавицу мать, учились в университете в Фордхэме.