«Моя дорогая!
Если бы я не любил тебя так сильно, то мог бы разбить твою жизнь ради того, чтобы нам быть вместе, но я просто не вправе так поступить. Тебя всю жизнь опекали — и ты не в состоянии даже понять, чем это тебе грозит. Из дома отца ты сразу же перешла в дом мужа, не испытав разочарования сама и не разочаровав кого-либо. Ты жила жизнью, в которой позору и скандальным историям, а особенно бесчестью, просто не было места, и я не могу допустить, чтобы из-за своей любви ко мне ты окунулась во все это.
Что касается меня, то я смог бы с гордостью перенести позор, которым общество наградит любовника жены собственного брата, ибо мне ведома истинная правда наших с тобой отношений. Но в глазах света, в глазах всех твоих нью-йоркских друзей виноватой окажешься лишь ты. Для них ты человек, взявший от мужа все, что он только мог тебе дать, и затем предавший его. Твоих родителей это просто убьет. Поверь, в такого рода историях всегда прежде всего винят женщину, если только мужчина, который в ней замешан, не отъявленный подонок: да, это несправедливо, но, сама знаешь, это так. Мужчин сочтут пусть негодяями, но счастливчиками, а женщину — шлюхой.Я
не могу позволить, чтобы тебя вываляли в грязи сплетен, а в твоем случае, поверь, одними сплетнями дело не ограничится, об этом напишут все газеты — и здесь, и в Англии.
Все это время, расставшись с тобой, я только и делал, что думал. Твоему Тоби постоянно нужно будет специальное — и самое дорогое — обучение, которое сможет обеспечить только Зэкари. К тому же ты ведь знаешь, как Тоби предан своему отцу. Как могу я просить тебя отлучить ребенка, который не сегодня-завтра ослепнет, от привычной жизни, от дома, от любимого отца? Мэкси — другое дело, она сможет адаптироваться к чему угодно, но Тоби? Что же, ты хочешь, чтобы ради нашей любви я причинил ему такие старадания?
Уверен, ты никогда не попрекнешь меня, что я мало зарабатываю. Уверен, тебя не слишком огорчит, что у нас не будет ни тех домов, ни тех слуг, ни всего остального, к чему ты привыкла, живя с Зэкари. Тебя, но не меня! Я буду отчаянно страдать, видя, как тебе приходится выкручиваться, как тяжело воспитывать троих детей, как много домашней работы свалилось на твои плечи, как часто тебе надо беспокоиться о том, чтобы свести концы с концами. Мы никогда не говорили о моих доходах, но знай: я же только в самом начале своей карьеры. Придет день, и уже скоро, уверен, когда у меня будет достаточно средств, чтобы содержать тебя, но сейчас это было бы совершенно невозможно. Трое детей — это значит, что мы не обойдемся без помощи от Зэкари. Помощи, от которой меня уже заранее тошнит. Да и тебя тоже. Такой зависимости мы не вынесем.
Моя дорогая, моя Лили, ты единственная, кого я когда-либо любил или смогу полюбить, но разве тебе не приходило в голову, что мне всего лишь двадцать четыре?
Боже, я бы отдал все, чтобы быть старше, иметь положение, оказаться в состоянии забрать тебя у него, дать тебе все — и черт с ними, со всеми разговорами. Но мы должны ждать! Если у тебя достанет для этого мужества, то впереди нас ждет совместная жизнь. Сейчас ты должна определиться с ребенком. И что бы ты ни решила, будет единственно правильным.
Я уезжаю обратно в Сан-Франциско. К тому времени, когда ты прочтешь эти строки, я уже буду в самолете. Я слишком большой трус, чтобы сказать тебе все это в лицо, мне слишком стыдно, что я не мог устроить все как надо, не мог найти способа, как нам быть вместе уже сейчас. Пожалуйста, дорогая, прости. Знай, сам я себе не прощаю за нас двоих. Я буду любить тебя вечно, и в один прекрасный день мы будем вместе. Все, что тебе надо, — это терпение, сила, храбрость и готовность простить меня. И жди, жди!
Каттер».
