Я покупаю эту женщину

Действительно, щеки и Татьяны, и Марго пылали. Первая, вероятно, разволновалась от ревности, а вторая, безусловно, от злости: «Ах ты гад какой! Вчера таким лапочкой прикидывался добродушным, а сегодня нате вам! То-то я смотрю, с надутой физиономией сидит, видать, недоволен, что прислуга с ним за одним столом кушать осмелилась. Вот козел!» Потом она вспомнила огромную столовую в своем доме. Вернее, в доме мужа. Владимир бы в такой ситуации мог и выгнать из-за стола, он никогда тактичностью не отличался… Да и сама Марго в своей недавней жизни с прислугой не церемонилась.

Она вздохнула и молча уставилась в свою чашку.

– Хочу тебе напомнить, сынок, – нарочито елейным голоском пропела Ефимия, – что Аллочка никакая не прислуга, а моя компаньонка. Подружка, если хочешь. Я попрошу тебя, Павлик, об этом не забывать.

Марго не выдержала и улыбнулась. Уж очень не подходило это ласковое «Павлик» надутому снобу, одетому в деловой костюм. Девушка с благодарностью посмотрела на хозяйку дома.

– Это девочка с очень хорошим воспитанием и безукоризненными манерами, – невозмутимо продолжала та, – чему тебе и Сереже неплохо бы тоже поучиться. Кстати, давно что-то мальчик не звонил. Как у него дела? Возвращаться не собирается? В прошлый раз худенький такой приезжал, одни глаза! Это ж надо ребенка из дома в какие-то заграницы обучаться отправлять, что у вас за мода только пошла нынче…

– Мама! Ну ты скажешь тоже! Худенький! Хорошо, Сергей не слышит, – рассмеялся Павел Петрович. – Да, что-то давно он не звонил, надо будет вечером связаться, поговорить, что он там и как… Ну все, мне некогда, на десять совещание назначено, я побежал. До вечера, мам! – Егоров торопливо поднялся и, даже не глянув в сторону Марго, зашагал к двери.

– Обиделась на прислугу-то? – когда за Павлом Петровичем захлопнулась дверь, с улыбкой спросила Ефимия. Марго вздохнула и опустила глаза. – Не надо. Это Паша не со зла, а так – от смущения.

– От смущения?

– А что ты удивляешься? В нашем доме гости – редкое удовольствие, а уж молодые красивые девушки – и подавно. Вот и одичал, как бирюк, честное слово.

– Ну уж вы скажете! – Настроение Марго с уходом Павла Петровича начало подниматься. – Он же еще молодой, очень даже привлекательный мужчина, к тому же не бедный. Не думаю, что он вниманием женского пола обделен.

– Не знаю, – пожала плечами Ефимия, – обделен или не обделен. Сюда он никого не водит, с матерью не знакомит. Хотя есть вроде какая-то у него, разведка докладывала.

– Разведка? – Деловитый тон старушки окончательно развеселил Марго. – Это как?

– А что ты хочешь? Я ведь из дома почти не выезжаю, сын особой разговорчивостью не отличается, как видишь… Приходится шоферу за информацию доплачивать.

– То есть шофер Павла Петровича шпионит в вашу пользу?

– Ага, – намазывая на булочку джем, деловито кивнула Ефимия. – А куда ему деваться? Я ведь быстренько другого, более сговорчивого найду. – Потом она хитро посмотрела на Марго и неожиданно звонко и очень молодо рассмеялась: – Не веришь?

– Верю.

– А если серьезно, беспокоит меня этот вопрос. Неправильно, когда мужчина один. Ты вот верно заметила, молодой он еще, не дело на себе крест-то ставить.

– А почему вы считаете, что он хочет быть один? Сами же говорили, донесла разведка, – улыбнулась Марго, – что есть у него кто-то. Может, просто не встретилась еще та женщина, с которой он хотел бы вас познакомить. А может, все еще любит свою прежнюю жену. Ну, мать Сергея. – Девушка старалась не показывать своей заинтересованности в этом вопросе. Вроде как просто из вежливости разговор поддерживает. На самом же деле все, что касалось личной жизни Павла Петровича, ее отчего-то жгуче волновало. Просто на удивление!

– Вот в том и дело, милая, – неожиданно погрустнела старушка. – В том и дело. Любит он ее, никак позабыть не может. Оттого и не допускает до сердца никого. До тела – да, а в душу дверку прикрывает наглухо.

– Так, может, помириться им попробовать?

– Помириться. – Ефимия как-то странно глянула на Марго и перекрестилась. – Бог с тобой! Умерла Лизонька пять лет назад. Светлая ей память. Хорошая женщина была.

– Извините, я не знала… Тогда понятно, пять лет – это небольшой срок. Тем более если он сильно ее любил.

– Любил… Но жизнь-то продолжается, свое требует… Павлу еще жить да жить, неужто так и будет весь век один маяться?

– Это его жизнь. Ему и решать…

– Ну это конечно. Разве ж он будет мать слушать! – ворчливо согласилась старушка. – А вот зря, кстати. Мать плохого точно не посоветует и жизнь повидала побольше его… У тебя есть мама? – неожиданно спросила она.

– Нет.

– Бедняжка… и давно? – больше с любопытством, чем с участием поинтересовалась Ефимия.

– Мне пять лет было.

– Что с ней случилось?