«Я полюбил страдание...» Автобиография

Кладбищенская церковь на окраине Архангельска всегда полна. Моля­щиеся — в большинстве те же измученные, придавленные безысходностью, разоренные крестьяне, что и на городских улицах. Самые отчаявшиеся лепятся к паперти, хотя на кого было рассчитывать? Попросту паперть храма остается по традиции местом, где подается помощь. Вот и простаивают тут, даже не взглядывая на проходящих. Но у Владыки всегда припасен кулек с едой. Раздать ее он поручает монахине, прислуживающей в храме. И как ни убога была эта старенькая церквушка с облезлыми главками и закопченными сво­дами, она, как Онуфриевская церковь на Соловках, оставалась символом, маяком, возвышающимся над жалкой, бесправной жизнью. Светит, несмотря ни на что… И я вот иду открыто по улице бок о бок с князем церкви. Пусть всверливаются в нас острые прищуры глаз, строчатся доносы — и в этом лилипутском вызове кодексу советского правильного человека есть несом­ненная крупица утверждения, способная стать кому-то примером, кому-то ободрением…

Воспоминания врача Н. Т. Богуцкой

Когда Владыка служил, в храм нельзя было войти — столько там было людей. Его блестящие проповеди были чрезвычайно интересны, умны и богаты. Моя мать говорила, что каждый раз после богослужения, совершаемого Владыкой Лукой, она выходит из храма очищенной и обновленной. Это была большая духовная поддержка в те тяжелые послевоенные годы. Крым очень голодал, люди умирали на улицах. Когда Владыка уже не мог ходить, он оперировал дома сидя и сидя совершал всю службу.

Однажды к отцу пришел посоветоваться его друг, из старых комму­нистов. У его жены был рак груди, который в кремлевской больнице признали неоперабельным. Он хотел обратиться к Войно-Ясенецкому, и очень боялся, что епископ откажет коммунисту. Он не знал, как к нему подойти, и сначала пошел на одну из служб Владыки, где тот говорил проповедь. Придя оттуда, этот коммунист сказал: «Я понял, мы не тех боимся. Нужно бояться вот таких людей, которые действительно завоевывают души. Вы понимаете, он меня убеждает, меня заставляет верить в то, что он говорит!»

Владыка действительно обладал не только даром слова и огромной эру­дицией, огромным умом и высокой культурой, он обладал подлинной духовной силой и мог заразить своей верой человека, который был атеистом до мозга костей. Когда к нему привезли жену этого коммуниста, он ни о чем их не спра­шивал, блестяще прооперивал женщину, и она жила еще многие годы.

Сына архиепископа Луки, также чрезвычайно талантливого врача-инфекциониста, всегда преследовали за отца.

Когда Владыка умер, за его гробом шли все. И сейчас в Симферополе он незабываем. Он действительно святой человек, и в понимании духовном, и в понимании светском. Он никогда ничего не требовал для себя взамен: никаких санов, постов, никакой мзды. Все раздавал другим. Получая какие-то проценты со сталинской премии, раздавал их нуждающимся. Жил аске­тически скромно. Это был человек великой души и огромной духовной силы, которую он отдавал на служение Богу, бескорыстно и искренне.