Я помню музыку Прованса

А впрочем, она и счастливой бывала:
Лежа в сарае на стружках,
Одно из поленьев себе выбирала,
Представляя, что это игрушка.
Но однажды поблизости свадьба была:
Невеста вся в белом, прекрасна.
И негритяночка вдруг поняла,
Что очень и очень несчастна.
О, белое платье! О, сон! О, мечта!
Все вокруг, словно свет, озаряет,
Даже больно смотреть – какова красота!
Здесь, внизу, такой не бывает!
Как хотелось бы ей точно так же сиять,
Поражать всех вокруг своей статью!
И она в магазине просит продать
За два грошика белое платье.
Но за грошики эти платьев не шьют –
Продавец не видал ни разу.
И сколько страдания передают
Эти два фарфоровых глаза!

Она слушает меня с широко раскрытыми глазами. Ей не больше трех лет, но ритм стихов нашел путь к ее сердцу. А мое сердце уходит в пятки. Я взглянула на зрителей – они смотрят мне в рот. Я уже не понимаю, зачем я здесь. Впадаю в панику, лоб покрывается испариной. Боюсь, что кудри разовьются. В зале мама задержала дыхание. Девочка посильнее сжала мой палец. Я не могу оторвать взгляд от ее дырявых ботинок. Из-за кулис отец подает мне знаки. Наши взгляды встречаются, и он шепотом подсказывает следующую строчку.

От горя хотелось ей умереть.
Как же так? Быть всю жизнь обреченной?
Так страстно белое платье хотеть,
Но так и остаться черной?
А как-то в соседнем увидя дворе,
Как с покойником гроб забивают,
Сама замечталась о смертном одре –
Как же это красиво бывает!
– А мне можно сделать такую кровать? –
Спросила она между делом.
– Зачем тебе это? – Чтобы поспать
В прекрасном платьице белом.
Отказали. Беда! Отказали опять!
И уже она грошик не просит,
Тех огромных глаз больше вам не видать,
И печаль ее ветер уносит.

У меня перехватило горло. Глаза, ослепленные светом маленькой сцены, наполнились слезами.

В день морозный она опустилась на снег,
Ей для счастья хватило бы ткани кусочка,
Ведь была негритяночка пяти-шести лет,
Вот такого всего лишь росточка.
А без белого платья она умерла,
Серый день был как будто простужен.
Знает ли кто-нибудь: на Небеса
Пускают черные души?
Я думаю, да, ведь снегом накрыло
Это черное тело в холодных объятьях,
На Рождество ей зима подарила
Именно то белое платье.

Наступает тишина. За кулисами отец с довольным видом кивает головой. Весь зал аплодирует! Мужчины встают, женщины комкают носовые платки и утирают слезы. Под крики «Браво!» я делаю лучший из своих реверансов. И предлагаю девочке сделать то же самое. Она испуганно улыбается и неуклюже приседает. Я шепчу ей на ухо: «Видишь, Люсьена, как все эти люди тебя приветствуют?»

10