Я помню все твои трещинки (СИ)

— Я беременна, малыш, у нас будет ребенок, — Богуславская смотрит ему в глаза, надеясь найти там хоть долю радости.

— У нас не будет ребенка, солнышко, ты сделаешь аборт. Да и не могло у нас быть ребенка, — спокойно говорит он.

— Но я хочу его. Я хочу быть матерью. Это твой ребенок.

— Я этого не хочу. И нет, малыш, не мой. Нагуляла? — строго произносит Кирилл, а последующую секунду сбрасывает ее со своих колен прям на пол. Его рука поднимается, а дальше все происходит будто в замедленной съемке. Он бьет ее по лицу, ногой целится прямо в живот и наносит, так называемый, контрольный удар. Острая боль расходится по всему телу, а в какой-то момент кажется, что она больше не может дышать. Все органы будто разорвались. Это лицо, некогда любимое, теперь вызывало лишь отвращение. И как Кира не рассмотрела в нем такого козла? К этой боли еще добавится и моральная. Ее унизили, растоптали в прямом смысле этого слова.

Богуславская вряд ли забудет ту ночь. Эта больница, ужасный запах лекарств, от которых тошнит, и вердикт врача: «Плод замер. У вас выкидыш». А дальше операция, восстановление и множество синяков, напоминающих, насколько гадко поступил ее любимый человек. В одну ночь Кира потеряла все, взглянула на мир новыми глазами. Тогда стало понятно, что жизнь вовсе не идеальна, и единорог не принесет ей счастья на розовом блюдце. Теперь девушка вообще не верила в любовь и счастье.»

— Вот же мудачина, — зло говорит Антон. — Его явно надо было хорошо побить.

— Это все в прошлом. Да и может к лучшему. Но знаешь, если бы он изменил мне, просто ушел, мне было бы в разы легче. По сути, сам решил, что я беременна не от него, так еще и подгадил. Он и к матери моей ездил, говорил, какая я плохая. Но с ней у меня и так плохие отношения, там сильно не повлияло. Зато теперь я не могу позволить себя обижать, да и поддерживаю феминизм.

— Ты просто безумно сильная, Кир, — улыбается Миранчук. — Я восхищаюсь тем, что ты выбралась из этой задницы.

— Сама удивлена, Тош. Но мне очень помогла Аля, — слегка радостно произносит Богуславская, помня их первую встречу.

«Эта съемка с самого начала обещала быть невероятно трудной. Редко когда в детских домах царила хорошая, теплая атмосфера. Как ты не старались помогать каждому воспитатели, но ребята никого не хотели подпускать к себе. Грусть в их глазах виднелась за сотни километров. Их судьбы были сломлены. Кого-то просто оставили родители, кого-то разлучила смерть. Сама ситуация давила на Киру. Ей было тяжело дышать, смотреть на этих малышей, которые потеряны по жизни. Девушке хотелось каждого обнять, но дети не могла подпустить к себе чужую. Оставалось лишь давать конфеты и просить улыбнуться. Это было единственное, что Богуславской по силам в такой ситуации. Но последней зашла маленькая девочка с необыкновенно красивыми голубыми глазами.

— Как тебя зовут? — улыбнулась она.

— Алевтина.

— А я Кира, — произнесла девушка и начала делать снимки. — Держи, это тебе, — Богуславская протянула малышке конфету.

— Спасибо, — протянула неумело Аля, а после минуты колебаний все же обняла ее. Кира аккуратно сжала девочку в ответ, почувствовала, как внутри разливается тепло. Кажется, будто ей доверились. — Ты такая красивая. Станешь моей мамой? — пролепетала Алевтина, а у Богуславской все внутри замерло. Она не думала, что дети могут так открываться. Не думала, что за какие-то полчаса уже начнет привязываться к этому ребенку.»

— После это фразы меня будто по голове ударило. Я часто посещала ее, и в какой-то момент не смогла отказать этим небесно-голубым глазам.

— Таким же, как и у тебя. Сколько ей было? — заинтересовано спросил Антон.

— Из-за ужасных проблем с документами я смогла стать ее законным опекуном, когда Але уже было три года.

— Тебе же двадцать один, верно?

— Да. И до того момента я много работала, ибо жила одна, но теперь градус ответственности повысился. Плюс я полностью прекратила общение с матерью. А потом я узнала, что она больна, — вздохнула Кира, а на душе стало больно от нахлынувших воспоминаний.

«Алевтина просто упала в обморок. Богуславская до невозможности испугалась тогда. Врачи бегали вокруг ребенка, пытаясь понять, что же произошло. Кира сидела возле палаты и не знала, что думать. Ей казалось, что мир просто остановился. Ведь если с Алей что-то случится, девушка просто не сможет пережить. В этом маленьком комочке эмоций была вся ее жизнь. Все суетились вокруг, а девушке хотелось, чтобы мир вокруг остановился, люди перестали думать лишь о себе. Лишь бы с ее малышкой все было хорошо. Становилось больно, стоило возникнуть мысли, что все в какой-то момент было зря. Может не стоило брать на себя такую ответственность? Ведь Кира сама еще ребенок. Но стоило вспомнить эти голубые глаза и маленькие ручки, так искренне тянущиеся к Богуславской, как все становилось на свои места.

— Вы мать Алевтины? — подошла к ней женщина.

— Да, это я, — подлетела Кира и попыталась скрыть свое волнение.