Я помню...

День ото дня в Москве становилось труднее и труднее жить. Хлеба выдавали мало, а остальные продукты иногда выдавались в мизерных дозах. Правда, как-то я получил талон на 1 пуд муки, но получить муку почему-то не смог. Я бродил по городу, вечерами дежурил на крыше, днем бродил по Институту, шел оттуда в Президиум Академии наук, чтобы встретиться с оставшимися еще в Москве знакомыми, узнать новости. Обстановка становилась все более и более грустной. Дома, т. е. в общежитии аспирантов на Малой Бронной, тоже было невесело. Народу там почти не осталось, но все еще державшиеся там бродили бесцельно, как и я. Каждый вечер ожидали воздушной тревоги и бомбежки. Правда, тогда уже многие привыкли к этому, острые переживания, которые бывали при первых бомбежках, как-то стерлись. Пытался я писать, но малоуспешно, хотя некоторые сделанные в то время наброски в дальнейшем оказались полезными.

В октябре обстановка в Москве резко обострилась. Немцы были совершенно недалеко. Уже можно было слышать по утрам отдаленную артиллерийскую стрельбу. Я не знаю, как это получилось, но около 10–14 сентября распространились слухи, что в ближайшие дни придется сдавать Москву немцам. Действительно, положение казалось безнадежным. Немцы и с запада, и с севера были совсем рядом. Артиллерийская канонада по утрам слышалась все более и более отчетливо. В учреждениях по чьему-то приказанию начали сжигать архивные материалы и важные бумаги. Помню, несколько дней подряд по Москве в огромной количестве летали черные хлопья сгоревшей бумаги. Надо думать, что в эти дни безвозвратно погибло множество ценнейших для истории документов. Многие бумаги касались судеб людей или важнейших их интересов. Эта картина летающих черных хлопьев бумаги холодила сердце.

Числа 16 октября начался массовый «исход» из Москвы еще оставшихся в ней учреждений и людей. Остававшиеся в учреждениях автомобили загружались до предела личными вещами сотрудников. Все это отправлялось на восток, главным образом по направлению к Горькому. День ото дня поток машин, перегруженных людьми и поклажей, становился все «гуще». 16 октября мы узнали, что есть приказ — всем должностным лицам, женщинам и детям покинуть Москву.

В этот день я был вызван в райком и получил поручение в качестве старшего переправить в город Горький группу сотрудников химических институтов, преимущественно женщин, на автобусе Академии наук. У меня случайно сохранился в старой записной книжке список этих сотрудников: видно, он писался на ходу и неразборчиво. Вот они: Симакова, Штернина, Русинов, Хайшибашев, Юдис, Тихонов, Вишневский, Ткачева, Миронов, Трофимов, Кузьмина, Антоненкова, Скрябина, Оленева, Иванов, Седельников, Богуш, Евтеева, Старинкин, Афанасьева, Брусов, Хайшибашева, Гастрелина (?), Иванова, Оленев, Молодов, Контов. Всего вместе со мной — 28 человек. Автобус же был в то время — старинный маленький. Много-много он мог вместить 5–8 человек, причем без всяких вещей.

Утром 17 октября я отправился в Институт, откуда должен был уехать автобус, но уже не застал его. Видно, очень торопились все скорее уехать из Москвы. Постояв на месте, я заметил работника Президиума АН И.В.Молодова (умер уже около 5 лет назад). Мы поговорили, пожалели, надо было что-то делать. И вот мы договорились — завтра с утра подготовить котомки с самым необходимым и отправиться пешком в Горький. Что будешь делать?

На другой день рано утром мы с Молодовым встретились и пошли. Вышли на Горьковское шоссе. Что там делалось! Множество машин, сильно перегруженных и переполненных, в несколько рядов медленно двигались на восток. Машины мешали друг другу, идя почти вплотную друг за другом. Неисправность или остановка одной машины вызывали сразу затор. Нетерпеливые водители, не имея возможности объехать остановившуюся машину, сталкивали ее в кювет, и медленное движение колонны продолжалось некоторое время. Наблюдая эту картину, мы с Молодовым обменивались сентенциями. Что было бы, если бы всего лишь один немецкий самолет напал на совершенно беззащитную длиннейшую (наверное, до самого Горького) колонну, например, обстрелял ее из пулемета?

Мы прошли километров 20 обочинами, немного отдохнули и вновь тронулись в путь. Наша первоначальная цель состояла в том, чтобы дойти до Ногинска. Мы прошли еще километров 20 и, конечно, устали. И вдруг мы заметили знакомый академический автобус. Оказалось, что он двигался медленнее нас, и мы его догнали. Мы подошли ближе, и нас также заметили. На ходу нам открыли заднюю дверь, и вот мы втиснулись в совершенно переполненный автобус. Нам что-то объяснили, что в Москве перед отправкой шофер должен был куда-то заехать, поэтому автобус отправился раньше срока. Но ехать в автобусе оказалось настоящей мукой. Автобус был низенький, стоять в нем, выпрямившись, было нельзя. В полусогнутом положении, едва выбрав место, куда можно было бы поместить ноги, мы с И.В.Молодовым начали свой путь на механическом транспортном средстве. То и дело сильно трясло, так, что казалось, можно было переломиться пополам от боли, стоя в такой позиции.