Я помню...

Страшное дело эта паника. Я впервые видел ее проявление в таком масштабе. Люди как бы обезумели, ничего на них не действовало. Солдаты продолжали бежать. Некоторые были в одном белье. Они переправились через Дон вплавь. В.И.Чуйков немедленно предпринял попытку остановить бегущих. Он собрал группы офицеров штаба, которые пытались организовать на мосту у Нижне-Чирской заграждение. Но это мало помогало, не помогали даже угрозы оружием. А немцы бомбили мелкими бомбами со своих «рам», увеличивая беспорядок. Командиры штаба были направлены и в другие пункты на берегу Дона для наведения порядка. Один из них, сейчас уже не помню фамилии, был направлен в Цимлянскую. Тогда еще там не существовало никакого водохранилища. Рассказывали, что наш товарищ, останавливая бегущих, вдруг увидел прямо на него идущий танк. Приняв его за свой, он поднял руку с пистолетом, приказывая танку остановиться. Но танк был немецкий. Выстрелом из пушки наш товарищ был убит. Мы пережили печальное известие о первых потерях в нашем штабе.

Командованию стало ясно, что в создавшейся обстановке штабу нельзя оставаться в Логовском. Мы быстро перебазировались в Ильмень Чирский. Вскоре после устройства на новом месте я стал свидетелем ухода от нас В.И.Чуйкова. В большой просторной избе в присутствии нескольких офицеров командующий 62 А. генерал Колпакчи (мой старый знакомый по совместной службе в 17 с.д. в Нижнем Новгороде) передавал свою 62 А. новому командующему генералу В.И.Чуйкову. Собственно, передавались остатки соединений и частей, которым удалось отступить на восточный берег р. Дон. Помню, Чуйков требовал назвать соединения и части и их расположение. Колпакчи в ряде случаев ничего не мог сказать. Процедура продолжалась недолго, и наш командующий В.И.Чуйков ушел от нас. Теперь оба они, и Колпакчи, и Чуйков, покойники.

О В.И.Чуйкове как командующем нашей армией у меня остались самые теплые воспоминания. Это был человек непреклонной воли, ничего не боявшийся, принимавший решения быстро и, кажется, большею частью совершенно правильно. Я не знаю тонкостей, связанных с его назначением к нам сразу же после возвращения из Китая, не знаю, почему так тянули с его повышением, в частности, — с присвоением ему звания маршала. Но он меня за несколько дней до ухода от нас удивил дважды.

На другой день после паники он приказал оборудовать свой КП в небольшой лощинке в степи. Оттуда он наблюдал за действиями наших частей и немцев и отдавал распоряжения, которые выполнялись отдельными офицерами и штабом в целом. По какому-то срочному делу я приехал на КП, замаскировал машину и метров 300 прошел пешком к Чуйкову. Вижу, он прохаживается взад и вперед, время от времени хлопая себя по сапогу стеком. Я отрапортовал, получил приказание и собирался уже уходить, когда недалеко упал снаряд. И вдруг я различил вдали пыль. Ясно, что это были немецкие танки. Я показал на пыль Чуйкову, он же не обращал на меня никакого внимания. Я сказал ему, что пора уходить, и даже невольно потянул его за руку. Он отмахнулся, и только тогда, когда танки были уже довольно ясно видны, мне удалось утащить его, и мы на машине сразу же уехали в штаб.

В те же дни, когда мы были не просто на фронте, а на передовой подвергались то минометным обстрелам, то бомбежке и обстрелу с воздуха, и приходилось то и дело ложиться при виде приближающегося немецкого самолета, случилось следующее происшествие. Одна из наших дивизий (126-я) попала в окружение, и мы получили об этом сведения. Я вдруг был вызван начальником штаба и получил распоряжение немедленно отправиться в расположение этой дивизии и связаться с ее штабом. Было ясно, что меня посылают, собственно, не для связи, а для того, чтобы убедиться, что связи нет. Поручение это было безнадежным и могло кончиться либо гибелью, либо пленом. Однако я стал быстро собираться — приказ есть приказ. Видимо, я несколько нервничал. Чуйков, проходя мимо меня, спросил, куда я тороплюсь. Я ответил. Тогда он мне сказал: «Вы же начальник отдела и службы и отвечаете за это. Отставить!» — и тут же, вызвав начальника штаба, дал ему соответствующее распоряжение. Видно, все-таки мне везло в жизни.