Я помню...

(с. 92): Я хочу указать на следующее, о. ректор высказывал здесь, что он всегда стоял на почве закона, что все свои постановления он делал не единолично, но вместе с членами семинарского правления, согласно устава. Но у нас существует так называемый пункт 3-й. Если преподаватель не был угоден ректору, то, руководствуясь этим пунктом, он всегда имел возможность уволить его. А увольнение по п, 3-му — это увольнение, как говорят, с волчьим паспортом. Преподаватель на всю жизнь лишался прав вновь поступить на службу. Этим пунктом о. ректор всегда широко пользовался. В настоящее время о. ректор уверяет нас, что он готов подчиниться новому строю. Но нам хорошо известно, что он состоит председателем Костромского отдела Союза русского народа. Я уверен, что не без его авторитетного содействия знамя этого отдела было поставлено в местном кафедральном соборе, где оно, кажется, находится до настоящего времени. А потому нет оснований думать, что ректор исполнит свои обещания. Скорее всего, что он каким был, таким и останется. Это волк в овечьей шкуре. Почему я делаю два предложения: 1) отменить пункт третий и 2) дать о. ректору в руки знамя Союза русского народа и пусть он со своей ратью шествует с этим знаменем по матушке России в Каменец-Подольск.

В.Г.Магнитский свою речь начинает словами: „и вот, пустился наш хитрец в переговоры“.

Вы, конечно, знаете, чьи это слова и к кому относятся. Волк — животное жадное, скажу более — кровожадное; и не только кровожадное, ненасытно жадное. Режет скотину, когда и жрать не хочет. Здесь говорили о жертвах, о невинных овцах — воспитанниках семинарии. О. ректор слагает вину на корпорацию, говорит, что не один он, виновата вся корпорация в суровых приговорах. Расскажу, как решались дела в правлении семинарии. Идет заседание. Оглашается дело. О. ректор делает разъяснение. В этом разъяснении он дает понять, в каком смысле должно состояться постановление. Один из членов правления выражает свое несогласие. О. ректор замечает: (с. 93) „Вы можете высказаться, но не возражать“. Как это можно высказаться против него и не возражать, это только одному ему известно! Свобода мнений была убита и получалось на деле, что дела решались иногда не большинством, а меньшинством. Это видно из следующего. Для надзора за воспитанниками был поставлен штат из 6–7 помощников (инспектора) и двух надзирателей. Следили за ними день и ночь в семинарии и вне ее. Инициатива этой слежки принадлежала ректору и епископу Тихону. Лица, коим был вверен надзор, не имели покоя, измучились и подали заявление, чтобы порядок надзора был изменен. Заявление рассматривается правлением. Происходит голосование. Большинство высказывается за изменение. Вдруг раздается возглас: „А перепишите-ка тех, кто в большинстве“. — „Зачем же?“ — „Нужно владыке“. Положение резко изменяется. „Я с вами, и я с вами, о. ректор!“ И большинство получается на стороне ректора! Приведу еще случай. Правлением было постановлено, что ввиду бездорожицы, дороговизны жизни, краткости периода занятий после праздника Пасхи занятий не производить. Мы разошлись с собрания в полной уверенности, что вопрос решен положительно и окончательно. Но вскоре ректор созывает новое собрание и заявляет: „На предыдущем собрании мы обсуждали вопрос о прекращении занятий к Пасхе; давайте решим это окончательно!“. В результате дело провалилось, и занятия решено было продолжать и после Пасхи. О прекращении занятий поднят был вопрос уже духовенством г. Костромы. Об отношении ректора семинарии к ученикам можете судить по отношению его к нам. Неугодные ему лица вызывались в ректорский кабинет. Об этом кабинете мы в шутку говорили: „Здесь беседуют по душам!“ В кабинете часто раздавались крики, стук по столу, топанье; оттуда некоторые преподаватели выходили в слезах, а один из них оттуда отправился на тот свет. Его, больного, ректор выдержал в холодной комнате два часа. Он после такой аудиенции слег в постель и не встал. А вот и еще история с кабинетом. В нашей учительской комнате был камин, у которого мы согревали (стр. 94) после уроков руки и спины. О. ректор нашел: „неприлично камину быть в учительской, его надо перенести в кабинет ректора“. Это и было исполнено.

Чтобы не утомлять вашего внимания, сделаю заключение. Все живое ректор давил, но великолепно уживался с негодяями. Среди нас был очень недалекий, но очень талантливый по части проходимства человек. К нему о. ректор очень благоволил и выставил даже его кандидатуру на пост инспектора. Вообще о. ректор принес семинарии очень много зла, и потому я вполне присоединяюсь к требованию духовенства 5-го Юрьевецкого округа — „О. ректор должен быть немедленно удален“.

В заключение выступает священник Петр Лебедев.