Читаем Я помню... полностью

Мы хорошо знали, где стоит здание школы, тогда казалось, что оно довольно далеко от дома, хотя добежать до нее можно было в течение 5 минут. Это была Солигаличская церковно-приходская школа. Она размещалась в специальном, пожалуй, довольно просторном здании, тогда еще новом, расположенном в начале Чухломского тракта на окраине города по дороге к селу Гнездникову. Сразу за школой был «острог» — городская тюрьма с маленькой новой тюремной церковью.

Соборная школа имела два классных помещения — одно большое для 1-го и 2-го классов и второе — меньшее для 3-го класса. Двери обоих классов выходили в коридор, в котором во время перемен стоял шум и гам. В большом классе стояли рядами маленькие парты, изрезанные ножами, заляпанные чернилами. Небольшой стол учительницы стоял впритык к первым партам. Несколько плакатов, висевших на стене, классная доска — вот и все оборудование класса. Стены деревянные строганные, конопаченные паклей, окна — большие, пол когда-то был окрашен, но вытерт добела неугомонными ногами детей.

От школьных годов уцелело несколько отрывочных воспоминаний, Помню прежде всего мою первую учительницу Варвару Андреевну Николаевскую — высокую женщину лет 30 в очках, с наружностью не только ничем не обращавшей на себя внимание, но, пожалуй, даже невзрачную. Это была одна из тех деревенских учительниц, которые трудились «для пропитания», из-за крайней нужды и, вместе с тем, были целиком преданы делу, работали, как тогда говорили, «по идее». Бывало, мы садились около нее и вели беседу. Она задавала нам вопросы, мы наперебой тянули руки чуть не к ее носу и отвечали, бывало, и невпопад и очень конфузились.

Хотя Варвара Андреевна сама знала немного и, видимо, не обладала выдающимся педагогическим талантом, у меняю ней сохранились сердечные воспоминания. Она не была строгой, хотя, бывало, и ставила нас в угол за шалости. Я не помню ее раздраженной, не помню, чтобы она кричала на нас. В 3-м классе она занималась с нами дополнительно, особенно по арифметике и грамматике. Грамматика мне особенно не давалась, хотя и отец занимался со мной по вечерам диктантом. Но он сам был воспитан «на зубрежке» и вместо доходчивого объяснения требовал, чтобы я заучивал правила.

Каждое утро мы с Феодосием выбегали из калитки, шли налево мимо дома «хузина» (т. е. хозяина, державшего квартирантов — учеников духовного училища, его фамилия, кажется, была Смирнов), поднимались на горку мимо дома Шорохова (барина), сворачивали еще раз налево, шли по деревянному тротуару мимо мелочной лавки Петра Григорьевича Иванова. Еще два дома, переулок — и мы в школе.

Перед уроками в коридоре затевалась возня. Учились вместе мальчишки и девчонки не только городские, но и из окрестных, иногда далеких деревень. Так, несколько детей приходили каждый день за 7 верст из деревни Колопатино. Конечно, мальчишки особенно шумели, дразня друг друга. Ученика Тараканова дразнили «Завтра пятница, суббота, тараканова работа, таракан дрова рубил, себе ногу порубил». Шилова дразнили: «Шила, шила, не дошила, на полицу положила…» и т. д. Меня дразнили «фигурой» или «фигой»… Но вот звонок, и мы садимся за парты. Входит Варвара Андреевна, мы встаем и садимся, урок начинается. Признаться, бывало на уроках скучновато, особенно весной в яркие солнечные дни.

В первых двух классах мы почти не пользовались бумагой, за исключением диктантов. Для писания слов и арифметических расчетов у нас были «грифельные доски». Доски разлиновывались и по линейкам мы писали корявые буквы. Бумага тогда считалась дорогой и тщательно сберегалась. Я до сих пор сохранил нелепую привычку экономить бумагу, никогда не выбрасывать листов, использованных только с одной стороны.

Помню в первом классе заботы о приготовлении 10 палочек для счета. Мы делали их из «чайного дерева», в изобилии произраставшего против нашего дома на бульваре. Деревенские же ребята приносили более красивые палочки из рябины, черемухи и малины, и это вызывало чувство некоторой зависти. Школа была бедной, в ней даже не было счетов. Зато мы изготовляли палочки сотнями и в первое время употребляли для счета двухзначных чисел. Впрочем, период пользования и увлечения палочками быстро прошел, и мы стали пользоваться для счета классной доской и грифельными досками.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии