Читаем Я послал тебе бересту полностью

Как бы то ни было, а Семен просит попа Ивана пересмотреть его ,меха, хранящиеся в запертой на ключ коробке, — не начала ли их тратить моль? Но почему этим должен заниматься поп? На такой вопрос ответить очень легко. Мы и раньше знали, что каменные церкви в деревянном Новгороде служили не только для отправления обрядов. Они были надежными складскими помещениями, своего рода несгораемыми ящиками, которым доверяли различные ценности.

С расположенной по соседству церковью связана и вторая грамота Ильинского раскопа, найденная в слоях первой половины XIV века. Автор этой грамоты, получившей номер 414, некий Феликс обращался к Семену и Юрию с просьбой вложить в церковь какой-то прибыток «в весе», дав предварительно жене Феликса столько, сколько ей будет нужно. Эта находка  открыла целую  серию древних предметов, связанных с именем Феликса, который оказался владельцем раскапываемой усадьбы в первой половине XIV века.

Имя Феликса повторилось в грамоте № 415: «Поклоно от Фовронее к Филиксу с плацомо. Убиле мя пасынке и выгониле мя изо двора. Вели-ше ми ехате в гоородо или сам поеди семо. Убита есемо».

Что и говорить, документ не из приятных. Пасынок избил Февронью я прогнал со двора. И теперь Феликсу предстоит решать, звать ли ему Февронью к себе в город или ехать самому наводить порядок в ее семье.

Разумеется, найдя только эти две грамоты, мы смогли бы установить, что усадьба Ильинского раскопа принадлежала какому-то Феликсу, но кем был этот Феликс вряд ли возможно догадаться, если бы не находка на его усадьбе одного не совсем обычного предмета. В слоях первой половины XIV века здесь была поднята свинцовая печать. На одной ее стороне изображен кентавр, или, как его называли на Руси, китоврас. А на другой все пространство печати занимала надпись в три строки, выполненная изящным почерком: .«Печать Филиксова».

Находка свинцовой печати дала исключительно важные материалы для характеристики Феликса. Дело в том, что свинцовой печатью в средневековом Новгороде мог пользоваться далеко не всякий человек. Право скрепления официальных документов свинцовыми печатями было строго •ограничено. В число лиц, пользовавшихся таким правом, входили князья и княжеские тиуны, архиепископы и владычные наместники, посадники, тысяцкие, «тиуны новгородские» и некоторые другие высшие должностные лица. Находка печати с именем Феликса говорила, что ее владелец принадлежал к высшей государственной администрации Новгорода. Его ИМЯ можно попытаться .найти в письменных источниках. И такая попытка сразу же увенчалась успехом.

Договор Новгорода с немецкими купцами, заключенный 17 мая 1338 года, начинается следующими словами: «Да будет ведомо всем людям, которые эту грамоту слышат и видят. Приехали заморские послы, от Любека господин Маркворт фан Косфельде, от Готланда господин Венемер фон Эссен, а от великого князя Филипп, от новгородцев Андрей, и Филипп, и Павел, и Анисим, и Микула, наместник Феликс...», Эта грамота сохранилась лишь в немецком варианте, где титул Феликса записан в его искаженном русском звучании: «месеник». Если бы до нас дошел русский вариант, в нем наверняка было написано более определенно, чьим именно наместником был Феликс. Однако можно догадываться и по немецкому тексту, что он не был наместником великого князя: от имени великого князя в переговорах участвовал Филипп. Значит, он мог представлять интересы или архиепископа, или же светской республиканской власти Новгорода. Чьим же все-таки наместником он был?

Думается, что ответ на этот вопрос дает грамота № 417, найденная уже в 1963 году в слоях начала XIV века: «Приехав и(з) Заволоцея, носили серебро Климець с племенъм на заветре по Петрове дни. Нооиле Фодорку Слепеткову с з братею. А серебром хо(ди)л Григорей Фларев, Давыд Попов, Матвей Кенище, Лука Онишков, Софрон М(а)шкин».

О чем здесь идет речь? Из Заволочья — так в Новгороде часто называли Двинскую землю — пришли с серебром какой-то Климец и его родственники на другой день после Петрова дня, то есть 30 июня. Это серебро они передали какому-то Федорку Слепеткову. И тут же перечислено все «племя» Климеца, ходившее за Волок. Чтобы разобраться в смысле этого необычного документа, сравним его с некоторыми статьями дого-1вор«ых грамот, которые Новгород заключал с приглашенными на нов-' городекий стол князьями. Вот, например, ближайший по времени догввор с тверским князем Михаилом Ярославичем, проект которого составлен около 1304—1305 годов: «...А се, княже, волости новгородьскыя: Волок со всеми волостьми... А судье слати тобе свое на Петров день, тако пошло... А за Волок ти своего мужа не слати, слати новгородца: а тобе серебро емати...»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука