Я послал тебе бересту

Грамота № 481, происходящая из слоев 1250–1275 годов, вводит в курс сложных забот крестьян, которые были профессиональными рыболовами, а платить господину должны зерном: «Поклон от ловца ко Остафии. Поели грамоту оже куны на сеть и найми ту. А роже — каков Зьиду бог дасть лов, тако зъзмуть».

В грамоте № 482, относящейся также ко второй половине XIII века, речь идет о взимании оброка, «успов», за текущий год и недоимок, «старых», «лонешних» успов: «…взя есме пятьнаца… и лонеского, и нинешнево… а что еси повельло у Евши взяти возо овса и жита другы — старыхо усопо, то ся не…».

Грамота № 483 середины XIII века упоминает гривны и «росты» — проценты. В ней, следовательно, говорится о ростовщической ссуде.

Древнейшая для Суворовского раскопа берестяная грамота обнаружена в слоях XII века. Это обрывок письма, написанного на обеих сторонах берестяного листа. Он не сохранил имен ни автора, ни адресата, но вводит нас в самую гущу острого семейного конфликта: «…живи жь с Гурьгьм, жь со Лукою, а вызова хотя — с строю ньвьстокою…» — «живи или с Гюргием, или с Лукой, а захотят позвать — так с дядиной невесткой». «Строй» — так в древности назывался брат отца. Почему же адресат письма мыкается, как неприкаянный, по дворам родственников? Поищем ответа на обороте грамоты:

«…ляшь дьяти. А ты чьрьсо силу дьяшь. Аж бы ты дбромь жил з братом…».

Письмо написано какому-то неуживчивому человеку, который плохо поступал со своим братом, действовал, как сейчас сказали бы, «с позиции силы». Он вынужден был оставить собственный кров и искать у родственников, которые тоже осуждают его, пристанища.

Всего на Суворовском раскопе найдено двадцать пять берестяных грамот. Это очень много, принимая во внимание незначительность размеров исследованного в 1970 году участка. По плотности насыщения слоя берестой тронутый раскопками район города не уступает кварталу на Дмитриевской улице. И в будущем к этому району должно быть привлечено особенно пристальное внимание археологов.

Глава 21 Бересту можно найти везде

На протяжении последних двенадцати лет источником пополнения фонда берестяных грамот были не только раскопки. Хотя, разумеется, именно в раскопках найдено подавляющее количество новых документов. Отдельные письма, как и раньше, обнаруживали в земле в ходе строительных работ. Будучи вырванными из цельных комплексов древних усадеб, они многое утратили в своей научной ценности, но, сохранив свои тексты, всякий раз так или иначе пополняют наши представления о прошлом, дают новые материалы для выводов и наблюдений.

В 1969 году Л. В. Черепнин писал, что документы не знают специальной повинности крестьян в пользу детей и других родственников феодалов. Поводом для этого послужил текст берестяной грамоты № 136, в которой имелось требование платить «детям по белке». Из содержания этой грамоты, найденной еще в 1954 году при случайных обстоятельствах, оставалось неясным, идет ли речь о крестьянах — «Мысловых детях», заключивших договор с феодалом, или о детях феодала. Поэтому требование платить «детям по белке» можно было понимать, как необходимость каждому из Мысловых детей платить по белке своему господину, но можно было толковать это место документа и иначе: Мысловы дети обязаны платить по белке каждому из детей своего господина. После находки этой грамоты прошло восемь лет, и в 1962 году в Кожевниках, неподалеку от знаменитой церкви Петра и Павла, была найдена — снова при случайных обстоятельствах — в водопроводной траншее грамота № 406. Она оборвана сверху, но сохранила значительную часть своего текста: «…то. А ми тобе, господине Офоносе, кланяесме, а даро ведаеше 3 куници 3 годо. А поцне прошати жене или сынове, — жени 2 бели, а сину белка». Новая находка, таким образом, зафиксировала, что повинности в пользу членов семьи феодала существовали, и дала правильное толкование спорному месту грамоты № 136.

В 1963 году на Торговой стороне, на берегу Волхова, близ нового моста, также в траншее нашли грамоту № 416, сообщившую об очередном неурожайном годе: «Погибло сено у Дорофея… погибло сено в Острове…».

В 1965 году также на Торговой стороне, но на этот раз вблизи церкви Ильи, обнаружен документ особого типа, не встречавшегося прежде, — опись чьего-то имущества. Грамота, получившая номер 429, сильно пострадала, но в основном читается неплохо:

«Монисто, усьрязи, кожуха… три отчька польпьна и с ъчьльцьм… шьсть гоубичь, пьрьни и възогьловие, лудии… 5 роужьныхо, а три бьла, оков… гълько, ларь».