В глазах скакали темные круги. Я пытался откашляться. Водопад речной воды прямым потоком из моего желудка стекал по спине отца, пока он нес меня к берегу. Попыток научить меня плавать, с его стороны, больше не было. Глубины я боюсь до сих пор, так и не научившись всплывать самостоятельно.
Наступил канун Нового года.
Я сижу в зале ожидания автовокзала и жду посадки. В кармане лежит билет на автобус домой, к родителям. В сумке непочатая бутылка «Джэка» и подарок отцу – достаточно дорогие японские часы. На моей уже бывшей работе, где я проработал месяца полтора, кое-что я успел заработать, чтобы эти часы приобрести. Рядом со мной ожидают еще несколько пассажиров, периодически посматривают на табло. Кричат дети, напротив старики обсуждают какой-то недавний хоккейный матч.
До отправки остается еще двадцать минут. Я достаю бутылку и зубами снимаю защитную упаковку. Отвинчиваю крышку и делаю несколько солидных глотков. Через две минуты прикладываюсь снова. Потом еще. Опьянение не приходит. Я продолжаю повторять свою нехитрую процедуру до тех пор, пока от содержимого бутылки не остается лишь печаль. Старики перестают говорить и с удивлением смотрят в мою сторону. «Небось, завидуют, что не располагают такой же здоровой печенью» – догадываюсь я. Через десять минут я встаю, чтобы отнести бутылку к урне. Ноги будто бы начинили дробью, видимо в те моменты, когда мои глаза и дно бутылки были устремлены в потолок. Неощутимыми тяжелыми шагами я все же дохожу до урны. Табло подсказывает, что пора выдвигаться на перрон. Старики провожают меня пораженными взглядами.
Люди вваливаются в автобус, я стою и курю. Рядом молодой парень тискает девчонку, обнимая ее так крепко, что я невольно прислушиваюсь – не трещат ли ребра. Я замечаю, что водитель автобуса сквозь лобовое стекло смотрит на меня. Я докуриваю и щелчком отправляю бычок в его сторону, но промахиваюсь, надо было брать левее. Я захожу последним. Кондуктор-женщина, отвернув в бок голову, отдает мне надорванный билет.
Не без труда я нахожу свое место в автобусе. Рядом сидит девушка лет тридцати. Или две девушки. Но ведь это нелогично – места ведь всего два. Я пытаюсь взять себя в руки. Девушка вроде бы красивая, не знаю. За окном темно, а свет в салоне приглушон.
Через две минуты автобус отъезжает от вокзала и выруливает на шоссе.
Я интересуюсь у девушки, не холодно ли ей. Она отвечает что-то неразборчивое.
– Хорошо, – говорю я и кладу свою руку ей на бедро. Пощечина прилетает незамедлительно.
– Дура, я же люблю тебя! – и тянусь к ней, раскинув для объятий руки.
Она толкает меня в грудь, я распластываюсь в проходе между сиденьями. Присев на задницу, вижу, как она, взяв свои вещи, убегает в конец автобуса.
Я пытаюсь подняться, но падаю снова. Кто-то рядом смеется. Я тяну руки, пытаясь зацепиться за подлокотники сиденья. В итоге у меня это получается, но я изрядно запыхался. «Отдышусь и продолжу». Через какое-то время восхождение возобновляется. Кто-то из пассажиров снимает меня на телефон, кто-то продолжает смеяться. Как бы то ни было, но ни одна сука не помогает мне в моем нелегком подвиге. Быть одному не так-то уж и хорошо иногда.
Но я справляюсь. Мой автобусный Эверест покорен. Оказавшись на вершине, я замечаю, что места стало в два раза больше. Я начинаю напевать себе под нос «катюшу». Сон настигает меня на втором куплете.
Я почувствовал, как кто-то меня раздевает. Я стал кричать и хаотично махать кулаками. Но тут мои руки остановили чьи-то цепкие пальцы. Я их узнал, но открывать глаза было невыносимо трудно. И причина была далеко не в чрезмерном количестве выпитого.
Я опустил в бессилии руки и все-таки решился взглянуть на отца. Он не смотрел в мою сторону, а продолжал раздевать, снял мою обувь, затем брюки. Рядом стояла мама и тихо плакала. Мне было до боли стыдно. Я хотел попросить прощения, но язык заплетался, и ничего у меня не вышло.
Как потом выяснилось, из автобуса меня выносили трое: отец и еще кто-то из знакомых семьи, по случайности ехавших тем же рейсом, но не узнавших меня в ужратом состоянии. Они погрузили меня на заднее сиденье отцовской машины, сплюнули и разбрелись. Еще не доезжая до дома, я очнулся и протянул отцу футляр, в котором находились часы. Этого я не помнил, как и не помнил того, как смог, вероятно, не без помощи отца, довести свое тело до кровати.