Я потрогал её

Я расхлопнул дверь с такой силой, что та выбила кусок подъездной стены, и стремглав преодолел лестничные пролеты. И вот я на улице. Обнимаю ее, плачу, прошу прощения. Она плачет тоже. Наши губы встречаются. Отныне без хуйни. Ее поцелуи становятся все более ответными. Таксист что-то недовольно кричит нам вслед, но мы уже скрываемся в дверях подъезда…

ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК.

Перед тем, как сесть в машину, она обернулась и взглянула на меня.

Такси вновь увозило ее от меня. Я понимал, что больше она уже не вернется и не потревожит мой дверной звонок.

Я медленно вернулся в квартиру. Прихватил из холодильника бутылку виски и вместе с ней устроился на прохладном полу ванной комнаты. Выпил. Из корзины для грязного белья достал ношенные Каролиной трусики. Жадно отхлебнув из горла, спустил шорты и достал член. Понюхал трусики. Я пытался представить задницу их хозяйки, хлопающую о мои бедра в туалете бара. Маленький нежный рот, вгрызающийся в мое предплечье, когти снимающие скальп со спины, тепло вагины, ее глаза…

Другая приятная картина прошлого разворачивается уже на подоконнике. Ее голова запрокинута назад. Волосы свисают словно шторы. Крики перебиваются поднесенным к губам горлышком. Часть шампанского стекает по подбородку, капает на член и смешивается с соками ее вульвы. Сигаретный дым щиплет глаза. Мои руки заняты ее лодыжками. Когда язык не ласкает ее стопы, а пальцы ног не погружены в рот, я делаю затяжку из поднесенной сигареты…

Два печальных поникших глаза, той, которую я предал, мучительно буравили меня, вырастая из пустоты.

Член даже не встал. Я продолжал сидеть и сжимать ее трусики, пока бутылка не закончилась.

– Блядь! Блядь! Блядь!

Я кричал и лупил кулаком в стену.

– Какой же я, сука, мудак!

Рука начала отдавать пульсирующей болью. Несколько капель крови из разбитых костяшек упало на пол.

– Хватит себя жалеть.

Жалеть надо было не меня. Резким движением я встал на ноги. От долгого сидения в одной позе ноги затекли, подкосились, и тело всем своим весом устремилось навстречу холодной кафельной плитке.

Не знаю, сколько точно времени я провел без сознания. Когда я очнулся, лицо мое оказалось на полу в чем-то липком. Кое-как я поднялся и в темноте на четвереньках доковылял до выключателя. На полу, где я еще минуту назад лежал, образовалась лужица крови, а в ней утопали запачканные трусики. Дышать приходилось ртом. Ноздри заполнила запекшаяся кровь.

– Каролина! – проорал я. В ответ лишь непривычная пугающая тишина.

Я вспомнил все, что произошло. Башка трещала, но кое-как мне все же удалось найти телефон. Цифры на экране водили хоровод. Онемевшей рукой я набрал номер. Гудки. Сбросила. Перезвонил. Аппарат абонента выключен.

Я набрал еще один номер.

– Служба такси, здравствуйте.

Я назвал адрес. Оделся. Когда я вышел, машина уже ждала. Громко хлопнув дверцей, я сел на продавленное кресло.

– У вас можно курить?

Водитель поморщился.

– Только в крайнем случае.

Я закурил.

По памяти я вспоминал дорогу и показывал куда ехать и где сворачивать. Дороги были пустынны. Помоги сомнабульной старушке перебраться на другую сторону жизни и кати себе дальше. Никто и не заметит. А, если даже и заметит, пройдет мимо, разве что обыскав карманы давно разложившейся покойницы.

Под арестантский хрип из магнитолы, заглушающий скрежет на ладан дышащих колодок, мы кое-как добрались.

– Спасибо, – сказал я и протянул деньги.

– Удачи.

Я закрыл аккуратно дверцу и направился к подъезду. Мне нужна была не удача, а, как минимум, чудо. Домофон оказался сломан. Не зная кого благодарить, я помолился, как и за вандалов, так и за работников коммунальных служб, несвоевременно выполняющих свою работу. Да хранит их всех полиция.

Совершенно иные запертые двери разделяют людей.

Я поднялся на этаж и постучался. Потом громче. Приложился ухом к двери и отчетливо услышал шаги за ней, так мне показалось.

– Милая, впусти меня, пожалуйста. Я такой мудак. Прости меня.

Я подбирал слова. Пытался сообразить из них ключ для замочной скважины. Я надеялся, что она меня слышит, что стоит передо мной за тремя миллиметрами металла. Но ключ не получался. Я стучал, просил прощения – бесполезно. В итоге, я отчаялся.

– Каролина! – руки, затем ноги без ритма колотили по железу. Неумелая, но знакомая мелодия для всех мужчин, кто совершал ошибки в отношении женщин. Для нас нет ничего невыносимей этого листа железа. В такие моменты мы не женщинам угрожаем, мы этот лист ненавидим. А еще ушей, и затем голосов, что, как правило, не заставляют себя ждать, когда бытовой спектакль становится для зрителей скучным и они решают сорвать его. Я имею в виду соседей.

– Я ментов сейчас вызову, – захрипела баба из-за двери соседней квартиры.

– Дядя, дай поспать, заебал, – проорал мужик сверху.

– Иди сюда, помогу улечься!

– Ментам это скажешь, – не унималась баба.

Я уходил задом, не отводя от двери взгляд. «Ну, открой же, ну…»