Я полез первым. Спуск был недолгим, футов десять, после чего я оказался не в просторном подземном помещении, а, судя по всему, в заброшенной сточной трубе, хотя и достаточно большой, чтобы можно было почти выпрямиться в полный рост. Стоило предположить, что рядом с лестницей должен быть фонарь, которым воспользуются беглецы, – и фонарь действительно был, примитивное устройство со свечой внутри, чей вклад в освещение был скорее моральным, чем практическим. Пока профессор спускался вниз, я отыскал спички, тщательно завернутые в клеенку для защиты от сырости, развернул их, зажег одну, щурясь от света, запалил фитиль и закрыл стеклянный колпак фонаря, тем самым несколько увеличив яркость. Подняв фонарь в левой руке, изучил отверстие в древней спекшейся глине, сквозь которую анархисты проложили путь к бегству; поводив фонарем, мы увидели, что подземный тоннель уходит футов на девяносто. К этому времени нам в нос ударило отвратительное зловоние, ибо когда-то здесь было отхожее место, которым пользовались… римляне, жители средневекового Лондона, кто знает? Быть может, здесь лежали испражнения Сэмюэля Пипса[68] или господ Джонсона и Босуэлла. Говорят, под Лондоном находится густая сеть заброшенных подземелий и тоннелей; анархисты просто наткнулись на такой тоннель и превратили его в путь отхода. Однако мы находились здесь не одни, ибо со всех сторон послышался писк, шорох, царапанье или какое там еще слово, которым можно описать звуки, издаваемые большим скоплением крыс. Мы вторглись в их царство, и хотя свет фонаря прогнал их прочь, дело тут, полагаю, было не в страхе, ибо чего пятистам таким тварям бояться нас, а в том, что яркий свет потревожил их чувствительные глаза, привыкшие к мраку.
Я указал в глубь тоннеля.
– Похоже, это сортир. Им пользовались римляне и норманны. Полагаю, тоннель выходит на поверхность в каком-нибудь заброшенном здании на Фэрклаф-стрит.
– Да, да, – поспешно согласился профессор, проходя в тоннель. – Пока возничий бегал за помощью, пока анархисты – сначала несколько человек, а затем целая толпа – высыпали из главного входа на улицу, подполковник Вудрафф юркнул в боковую дверь. Он исчез за считаные секунды, никем не замеченный, пробрался к подземному ходу и спустился в него. Отсюда всего десять минут пешком до Митр-сквер, где у него было достаточно времени, чтобы найти Кейт Эддоус и сотворить с нею все эти ужасы… Да, это блестящая находка, Джеб, и она добавит достоверности и драматичности вашему повествованию.
– Согласен, – сказал я, – но проблема вот в чем. Из всех мест преступления только это имеет тайный путь отхода. Я тщательно изучил все остальные. Ни на Бакс-роу или Хэнбери-стрит, определенно, ни на Митр-сквер с ее несколькими выходами и ни на Миллерс-корт нет ничего похожего на тайный проход. Такое есть только здесь. И любопытно то, что, как мы с вами только что доказали, этот подземный тоннель не налагает никаких ограничений на физические габариты человека. Здесь свободно может пройти мужчина среднего роста. Следовательно, самый элементарный и чисто эмпирический момент вашего портрета – невысокий рост Джека – опровергнут. Далее, это было единственное эмпирическое указание на личность преступника. Все остальное – чистые умозаключения, основанные на том, что он знал, что умел, какими навыками обладал. Но все умозаключения были основаны на том, что убийства мог совершить только человек, обладающий небольшими физическими размерами. Да, подполковник Вудрафф был невысокого роста, однако это не имеет никакого отношения к делу. Человек моего роста – и даже вашего – мог без труда покинуть места всех пяти преступлений.
– Что ж, возможно, я ошибся. Но если ошибаюсь в этом, во всех остальных предположениях я был прав?
– Действительно. Но только это ничего не дало. О, если только не
– Должен сказать, подобное направление кажется мне весьма странным.
– С момента нашей последней встречи я кое-что узнал, и это, возможно, объяснит причину моего отклонения в сторону. Так, например, я узнал, что под вашей способностью зажечь любое общество скрывается то, что вы склонны к припадкам ярости. Вас исключили из благопристойного общества ученых и интеллектуалов по причине слухов о вашем отвратительном поведении. С тех пор бывшие коллеги не желают поддерживать с вами никаких отношений.
– Уверяю вас, я не держу на них зла. Наши взгляды разошлись. Эти люди чересчур рьяно выступают за реформы, а меня они считают чрезмерно циничным. Мы всегда не слишком ладили между собой.