Я праздную себя. Будь спокоен и знай

Экхарт сказал: “Ты должен любить Бога как не-бога, не-дух, не-личность, не-образ, но таким, как есть - сущим, чистым, абсолютным, отстоящим от всякой двойственности, в ком нам предстоит вечно погружаться из ничто в ничто ”.

Если заменить местоимение “он ” на “оно ”, не говорили бы эти два христианских мистика языком дзен?

Маниша, если заменить “он” на “оно”, несомненно, они будут говорить языком дзен, но ты этого сделать не можешь. Это их утверждения, не твои. Они же по-прежнему говорят “он”. Они даже не говорят “она”; “оно” слишком далеко - хотя они подошли очень близко к сути. Именно поэтому оба эти святых были не в ладах с ортодоксальной церковью, особенно Экхарт, которого мучили, донимали, угрожали отлучением, если он опубликует свои книги. Его книги были опубликованы после смерти - из-за этих утверждений.

Это утверждение безмерно красиво, но все же, так или иначе, в нем присутствует бледный образ Бога. “Кто такой Бог? Я не могу придумать лучшего ответа, чем “Тот, кто есть”. Использовать слово “тот” и говорить “кто есть”, значит подойти очень близко; между ним и истиной стоит только “он”.

Именно это говорю вам я: даже наитончайшая концепция Бога как личности создаст для вас достаточную преграду.

Святой Бернард был очень близок, но быть близко все же значит быть на некотором расстоянии. Близость - это своего рода расстояние. Что это значит? Вы можете быть всего лишь на дюйм от истины, или на милю, или на тысячи миль, - но вы в стороне. Даже на дюйм в стороне - все равно в стороне. Этот дюйм непроходим, как Китайская стена, тверд, как скала.

Когда святой Бернард говорит: “Тот, кто есть”, используя слово “он”, он принимает личность - и не просто личность, но личность мужского пола. То и другое ошибочно. Существование - не мужское и не женское. Оно выражает себя в том и другом, в женском, в мужском, но само по себе оно - просто сущая естьность. Его выражение многообразно, но суть остается прежней. Женщина в своем внутреннем пространстве - настолько же чистое сознание, что и мужчина в своем внутреннем пространстве.

Если бы святой Бернард действительно пережил естьность, он не использовал бы слова “Бог” или “он”. Наверное, он был великим святым, но остался только интеллектуалом. Часто философы подходили очень близко, но затем начинали ходить кругами и удалялись прочь.

Просто подойти близко недостаточно, но даже это осуждалось церковью, папой.

Несомненно, у святого Бернарда есть некая концепция мужского Бога, и его утверждение изменить нельзя. Если изменить его утверждение, оно сведется точно к тому, что есть дзен. Но тогда это не будет утверждением святого Бернарда, это будет твоим утверждением.

Итак, я бы сказал, что он был очень близок, но из-за этого “Бога” и поскольку в его уме по-прежнему сохранилась христианская запрограммированность Богом, ему не удалось совершить квантовый скачок в не-ум. Эта идея по-прежнему у него в уме. Он логически и рационально подошел к тому, что если бы был Бог, его можно было бы описать только как “Того, кто есть”. Но это не точный опыт.

Точный опыт не прибегнет к слову “Бог”, не применит слова “он”. Это мужской шовинизм, это придает существованию личность, которой в нем нет. Оно беспредельно, поэтому у него не может быть личности. О нем нельзя сказать “кто”, его нельзя назвать “он”.

Таким образом, святой Бернард не был просветленным - великий интеллектуал, сильный логик, но экзистенциально все же несколько недошедший до истины.

Экхарт подходит еще немного ближе, может быть, не дойдя доли дюйма, когда говорит: “Ты должен любить Бога как не-бога, не-дух, не-образ, но так, как есть: сущим, чистым, абсолютным, отстоящим от всякой двойственности, в ком нам предстоит вечно погружаться из ничто в ничто”. Он подошел гораздо ближе, чем святой Бернард, и поэтому подвергся большему осуждению, чем святой Бернард, так как подрывал всю христианскую теологию.

Но все же я говорю, что он остался ограниченным рамками христианского Бога, хотя представляется гораздо более утонченным интеллектуалом, чем святой Бернард - тончайшая преграда, не толще японской рисовой бумаги. Но и этого достаточно, чтобы глаза остались закрытыми.

Его утверждение красиво: “Ты должен любить Бога как не-Бога”. Но зачем тогда вообще использовать слово “Бог”, если его следует любить как не-Бога? Почему бы не сказать: “Ты должен любить не-Бога, не-Дух, не-личность, не-образ, но лишь чистое существование, сущим, абсолютным, отстоящим от всей двойственности, в ком нам предстоит вечно погружаться из ничто в ничто”? Но его начало - “Ты должен любить Бога” - остается христианской запрограммированностью.