Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

И удача улыбнулась мне: осенью 1922 года был объявлен набор в школу «Червоных старшин». Обсудили мы, комсомольцы, это известие и на своем собрании: все шесть парней подали заявление в школу.

Так с конца 1922 года и началась моя официальная военная биография.

И вот деревенский пастух из глухой полтавской деревеньки оказался в Харькове, столице Украины.

Сейчас и мне нелегко вспомнить и показать контраст между деревней 1922 года и Харьковом, по тому времени достаточно крупным городом.

Предшествующий 1921 год был годом страшного голода, охватившего двадцать центральных губерний. А 1922-й был годом не менее ужасных последствий двух войн и неурожая.

Трудновообразимый контраст!

Деревенские хаты из-за отсутствия керосина и ламповых стекол освещались сальными каганцами и коптилками. Из-за отсутствия угля и железа кузницы не работали. Не было простейших инструментов, ножей, топоров, не было необходимых в крестьянском обиходе тканей – ситца, сатина, бязи, «чертовой кожи», даже соль была остродефицитной.

Наша Полтавщина не пострадала от засухи, мы имели хлеб и овощи, но мимо нас брели тысячи людей из голодных губерний. На них страшно было глядеть.

И вот из деревни, утопающей в прямом и переносном смысле во тьме, переходящей на натуральное хозяйство «все свое в своем хозяйстве», на простейший товарообмен, деревенский батрак, пастух вдруг оказался в крупном городе, в тогдашней столице Украины.

Здесь – сверкающие витрины нэпмановских магазинов, барыни в мехах, лихачи на дутых шинах, пьяный разгул в трактирах и ресторанах, спекулятивные базары и толкучки, где можно было все продать и все купить: и кусок хлеба, и рубашку, и продовольственную карточку, и фунты-доллары…

Нэпман нагло захватил центральные улицы города, а рабочие окраины были все так же погружены в сумрак и все так же питались очень скупыми пайками по карточкам. И всюду – на улицах и площадях, на вокзалах и у подъездов учреждений – огромное количество нищих: стариков, инвалидов, женщин с детьми.

И беспризорники!

Многое из тех лет современная молодежь знает из книг, видели в кино и театрах. Но очень многое еще надо вспоминать и рассказывать. И показывать, но без всякой романтики!

С высоты последних десятилетий XX века лучше просматриваются и познаются минувшие события начала века.

В школе «Червоных старшин» имени ВУЦИК (Всеукраинский Центральный исполнительный комитет) встретили нас, молодых деревенских парней, очень хорошо. Я страшно боялся экзаменов, так как сознавал скудность своих познаний, полученных в сельской школе. Но «испытания» оказались простой формальностью.

Во-первых, мы были комсомольцами, а армия нуждалась в новых «красных» командирах; во-вторых, я был бедняком, пастухом и уже «понюхал» порох в Гражданскую войну; в-третьих, на один-единственный вопрос «Что такое РСФСР?» я ответил хотя и уверенно, но не совсем точно: «Российская советская федеративная республика», а вот что скрывалось за вторым «С», ответить не смог.

Члены приемочной комиссии, выслушав мою биографию и мой ответ на вопрос «из политграмоты», переглянулись, улыбнулись, и комиссар школы Кирпонос сказал:

– Ну иди… Принят!

На учебу я накинулся, как голодный на котелок добротной солдатской каши. Некоторые предметы мне давались трудно – математика, русский язык, но я брал их огромной усидчивостью. Даже в праздничные дни я редко выходил на прогулку по улицам Харькова.

Одновременно с преодолением учебной программы я стал азартно читать политическую литературу, и в первую очередь, конечно, сочинения Ленина. Многое воспринималось легковесно, многое ускользало от моего недостаточно зоркого политического зрения, но крепко и на всю жизнь укрепилось простое ленинское слово. Оно поразило меня ясностью, глубиной и общедоступностью. Казалось бы, очень сложные теории и философское учение в его изложении становились понятными даже для меня, сельского парня с образованием нынешней семилетки. Статьи и речи Ленина открывали и освещали мне пути в новый мир.

Большое, можно сказать, решающее значение для нашего политического роста имела партийно-комсомольская и общественная жизнь курсантов. Никогда и нигде я больше не встречал и не переживал столь бурной, страстной и просто увлекательной общественной и политической жизни, какую посчастливилось пережить в харьковской школе «Червоных старшин». Собрания по разному поводу проводились очень часто. Мы на них являлись в полном составе без каких-либо явных или тайных принудительных мер. Спор, дискуссия, критика, невзирая на лица и мундиры, были очень бурными. Говорили мы без шпаргалок, без тезисов, подсунутых до собрания каким-либо знатным дядюшкой. Говорили все, что на душе и на уме, не стесняясь корявости своего языка. И не помню я ни одного случая, чтобы нас кто-либо из старших грубо одергивал и осаживал. А бывало, конечно, в наших выступлениях немало всяких благоглупостей, рожденных молодостью, недостатком знаний и просто невоспитанностью.