— Ну всё, не нервничай, я здесь с тобой. А сейчас иди, тебе пора, не то твои промоутеры такую панику поднимут! А завтра увидимся после того, как ты выиграешь, — сказала я, сопя, и моя голова нашла успокоение на его большой груди.
На следующий день Петербургский дворец спорта принимал грузинского и российского богатырей. По всему городу были развешены плакаты Канделаки и Васильева. Русский боксер готовился победить грузина. Мы с Зурой сидели на верхней трибуне со стороны россиян и собирали «вражескую» информацию. Местные болельщики Георгия не знали.
— Он побьет его в первом же раунде, — говорил один болельщик.
— А что, парень, если противник получит правый хук Васильева? — говорил другой.
— Но и грузин не кажется таким уж слабым, — произнес третий.
— А он красавчик, случаем, не брат Тины Канделаки? — развлекались трепом гламурные девушки, будто сошедшие с обложек глянцевых журналов.
Мы с Зурой не издавали ни писка на грузинском.
— Слушай, Лалусик, что бы ни произошло, ты знай, Георгий не придет к тебе сразу после боя. Ведь знаешь — Би-Би-Си, Си-Эн-Эн, пресс-конференции и прочее. К тому же, это ведь профессиональный бокс, Георгий победил Дэна Уильямса, побившего самого Тайсона. Ведь знаешь, как фабрикуются новости большого бокса. Поэтому не распускай свои женские сентименты, шепотом предупреждал меня Зура. — И так бой чуть не был сорван из-за тебя. Чтоб из-за бабы миллионный контракт срывать — прямо патология какая-то! — недоумевал мой друг.
— И кто это когда-нибудь видел мои женские сентименты? — расправила я плечи.
Борьба на ринге получилась напряженной и интересной. После третьего раунда Георгий казался выпотрошенным, к тому же, ему в глаз попал локоть Васильева, и, как видно, травма его очень беспокоила. Я и Зура, побелевшие от азарта, прыгали на трибуне.
— Убей, убей, — сорвалось вдруг у меня на грузинском. Быть может, мне показалось, но Георгий прибавил темп.
— Давай, как с Колей, — кричал секундант русскому богатырю.
— Это не Коля, — отвечал выдохшийся боксер. — Технический нокаут, — объявил судья в двенадцатом раунде и поднял руку Георгия. Опустившийся на колени чемпион мира крестился. Зал аплодировал.
Только мы с Зурой вошли в гостиницу, как широко отворились двери, и появился счастливый с фонарями под глазами Георгий.
— Так быстро? — спросила я растерянно вместо того, чтобы поздравить.
— Я их маму… Си-Эн-Эн или еще какое-нибудь дерьмо, — сказал Георгий с привычным картлийским акцентом, который я тогда любила больше всего, и сильно обнял меня.
— Эту победу, любимая, я посвящаю тебе…
— Кинг-Конг не выдержал, — смеялся Зура. — Ну вы, ребята, даете…
Я, Зура, Георгий, его ребята и журналисты до утра отмечали большую победу и пили водку прямо из выигранного чемпионского пояса.
— Давайте, давайте, это вам не какой-нибудь пояс Левиса — Вебеу, Вебеу! — восклицал Георгий и направлял в рот очередной глоток водки.
21 декабря, день рождения Сталина, был достойно отмечен его соотечественниками.
Назавтра Георгий возвращался из Питера в Тбилиси прямым рейсом. На родине его ожидали любовь и слава. А меня из Москвы провожал Зура. В аэропорту Внуково шла одновременная регистрация пассажиров в Грузию и Израиль. Когда мы доставали из машины багаж, носильщик взял наши вещи и куда-то решительно понес.
— А что, вы знаете, куда? — крикнул Зура.
— Конечно, знаю — рейс на Израиль!
Мы с Зурой переглянулись и засмеялись. Конечно же, мы — Зура в строгом синем пальто, с зачесанными назад волосами и в элегантных очках, и я в белой норковой шубе и с бриллиантовыми серьгами, больше походили на пассажиров израильского рейса.
— Прошу тебя, ну дай передохнуть, — взмолился Зура. — Хоть немножечко ничего не придумывай, а то я, связавшись с тобой, вместо какой-нибудь нормальной девушки приведу домой какую-нибудь Мимозу Хухуния.
— О'кей. Обещаю, что на какое-то время дам тебе передышку. Но смотри, только до весны!
Я поднималась на трап, а позади остались заснеженная Москва и дорогой друг Зурик.
Какуца
Канделаки возвращался в Грузию настоящим героем. Невозможно было пройтись с ним по улице: автографы, фотографии на память, поздравления и благословения лились рекой, так что я и Георгий, утомленные переездами и уставшие от такого внимания, решили на два дня укрыться в родной Кахетии. Не стоит скрывать — в Грузии больше всего я люблю Кахетию. Это, наверное, зов крови матери отца — Вачнадзе. Мои кахетинские друзья выяснили и то, что по происхождению род Вачнадзе из Колаги, и на полном серьезе отмерили мне землю для дачного участка.
К сожалению, чрезмерно горделивой бабушке было глубоко наплевать на корни, ну разве можно было с такой фамилией и происхождением не иметь даже маленького уголка земли в этом благословенном крае?! Но что поделаешь с тбилисским светским чванством? Я же, со своими смешанными генами, всегда мечтала о собственном, пусть совсем маленьком участке земли в любимой мной Кахетии.