Я присутствовал при этом

Тем не менее спустя десять дней после моего посещения Бергхофа посольству было дано указание сообщить русским, что теперь мы готовы возобновить переговоры о торговом соглашении и с этой целью послать в Москву д-ра Шнурре. К моему изумлению, Молотов ответил, что предшествующий ход экономических переговоров и особенно отказ от поездки Шнурре в Москву в январе создали впечатление, что имперское правительство в действительности ведет эти переговоры не всерьез и хочет использовать их лишь для того, чтобы получить политические выгоды. А потому он может заявить о своем согласии на возобновление торговых переговоров, только если для того предварительно будет создана необходимая «политическая основа». Тщетно пытался граф Шуленбург выяснить, что же он понимает под «политической основой».

В ответ на сообщение Шуленбурга в Берлине было решено «вести себя совершенно спокойно и выждать, не заговорят ли русские снова». Мы же в московском посольстве были склонны предполагать, что слова Молотова следует считать равно значимыми приглашению к политическому взаимопониманию. Но, спрашивается, можно ли принимать подобное откровение всерьез? Действительно ли русские решились пойти на взаимопонимание с национал-социалистической Германией, или же их предложение – только трюк с целью оказать давление на Великобританию и Францию? С другой стороны, мы наблюдали, сколь сдержанно Советское правительство вело себя по отношению к западным державам и сколь упорно оно настаивало на тех условиях, на которые, как Молотов должен был заранее знать, Англия и Франция едва ли согласятся. Так какую же цель преследует Советское правительство? Кого же Сталин предаст в конце концов?

Тем временем мысль о возможности нового сближения, несмотря на все предубеждения обеих сторон, все более укреплялась. В начале июня министерство иностранных дел вновь начало заниматься Берлинским договором о нейтралитете [1926 г.], который все еще продолжал действовать, поскольку в 1931 г. был продлен на неопределенный срок и с тех пор не денонсировался. Однако практически он потерял всякое значение, так что возник вопрос, не следует ли его оживить снова. 28 июня [1939 г.] Шуленбург имел с Молотовым встречу, во время которой заявил, что «Германия не имеет злых намерений против Советского Союза, поскольку Берлинский договор все еще остается в силе». Торговые переговоры тоже потихоньку наладились, и в начале июля советский офицер впервые снова появился на коктейле у генерала Кёстринга.

Но только в конце июля Гитлер решил взять в свои руки инициативу установления взаимопонимания с русскими. Шнурре были даны полномочия пригласить 26 июля на ужин советского поверенного в делах Астахова и торгового представителя Бабарина. На этой встрече оба русских охарактеризовали новое сближение между Советским Союзом и Германией как жизненно важное для обеих сторон. 3 августа граф Шуленбург более часа говорил с Молотовым и вынес из этой беседы впечатление, что Кремль действительно готов улучшить свои отношения с Германией, но что старое недоверие к Третьему рейху и его антикоминтерновской политике еще весьма живо. Свое донесение в Берлин посол закончил словами: «Полагаю, что мои сообщения произвели на Молотова впечатление; несмотря на это, с нашей стороны потребуются значительные усилия, чтобы создать у Советского правительства перелом».

Однако тремя днями раньше в Москву прибыли британская и французская военные миссии, что, кажется, окончательно убедило Гитлера в необходимости сначала обеспечить себе прикрытие своего тыла русскими, если он до конца года желает начать войну против Польши. В ранние утренние часы 15 августа посол получил от Риббентропа срочную телеграмму с указанием немедленно посетить Молотова и сообщить ему, что он, Риббентроп, готов «прибыть в Москву с кратким визитом, чтобы от имени фюрера изложить господину Сталину точку зрения фюрера». В той же телеграмме содержалось, в частности, и такое утверждение: «Не подлежит никакому сомнению, что германо-русские отношения достигли ныне своего исторического поворотного пункта. Политические решения, подлежащие в ближайшее время принятию в Берлине и Москве, будут иметь решающее значение для формирования отношений между немецким и русским народами на много поколений вперед. От них будет зависеть, скрестят ли оба народа вновь и без достаточных к тому оснований оружие, или же они опять придут к дружественным отношениям. Обоим народам в прошлом было всегда хорошо, когда они были друзьями, и плохо, когда они были врагами».