Я признаюсь во всём

— Дверь, а что? — Он продолжал сидеть.

— Вы говорили, что вы один.

— Это правда.

— А дверь?

— Это была дверь где-то рядом. — Он сделал глоток и не двинулся. Я выбежал в прихожую. Она была пуста. Я рванул входную дверь. Коридор тоже был пуст. Я прислушался, но не услышал никаких шагов. Медленно и слегка пристыженный, я вернулся в комнату, и почувствовал, что моя непонятная тоска усиливается. Неожиданно меня начало знобить.

— Извините, — сказал я, — нервы.

— Ничего страшного. Итак, что вам нужно?

— Паспорт, свидетельство о рождении и удостоверение гражданства.

— Американские бумаги?

— Нет.

— Немецкие?

— Австрийские, — сказал я. Он удивленно взглянул брови и слегка улыбнулся:

— Простите мне мою веселость, но это несколько необычное желание.

— Я все хорошо продумал, — сказал я. — А именно: если я от кого-то третьего услышу, что вы не сохранили наш разговор в тайне, я буду все отрицать. Свидетелей у вас нет.

Он покачал головой:

— Ну, ну, мистер Чендлер. За кого вы меня принимаете? Это, в конце концов, моя профессия, не так ли? Я не хочу сам себя отправить в тюрьму. Вы вообще никогда здесь не были — даже если вам самому придет в голову это утверждать.

— Вы не хотите знать, зачем мне нужны бумаги?

— Нет, — сказал он. — Но если вы хотите австрийские бумаги, то мы должны сделать вам еще и удостоверение личности. Иначе вы не пройдете через демаркационную линию в русскую зону.

— Прекрасно, — сказал я.

— На чье имя делать бумаги?

— На имя Вальтера Франка, — сказал я, вспомнив моего мастера, делавшего парик.

— Понятно. — Он допил свой бокал. — Женат?

— Нет.

— Дети?

— Нет.

— Профессия?

— Любая, только не творческая.

— Адрес?

— Лучше всего Вена.

— Место рождения?

— Тоже Вена.

— Сколько лет?

— Около сорока пяти.

Он опять кивнул:

— Прекрасно, мистер Чендлер.

— Вы ничего не записываете?

— Никогда, — сказал он, — за кого вы меня принимаете?

— Можно мне еще коньяку?

Он подал мне бутылку:

— Данные о родителях, их профессиях и так далее — по моему усмотрению, согласны?

— Согласен.

— Вы принесли фотографии на паспорт?

— Да. — Я дал их ему. Он внимательно рассмотрел фотографии и сунул их в карман.

— Как ваше обследование? — внезапно спросил он.

— Спасибо, хорошо, — удивленно сказал я.

— Это меня радует. То есть вы здоровы?

— Да, совершенно.

— Прекрасно, — без интереса ответил он и вежливо улыбнулся.

Я не знаю, почему я ему это сказал, это произошло под влиянием непонятной тоски, которая не отпускала меня с тех пор, как я к нему пришел.

— Послушайте, Мордштайн, — тихо сказал я, — я нездоров. Я неизлечимо болен. И через год я умру.

— Мне очень жаль, — сказал он также равнодушно. Он откашлялся. — Сколько вы можете заплатить?

— Сколько будут стоить бумаги?

— Пока не могу сказать.

— Примерно?

— Примерно тысяч шесть, — ответил он. Я рассчитывал на восемь тысяч.

— Хорошо, — сказал я, — тогда сейчас я дам вам две тысячи.

Он тщательно пересчитал банкноты и спрятал их.

— Когда я получу бумаги?

— Через пять дней.

— То есть в субботу, — сказал я.

— В субботу.

— Это точно? Я должен знать точно.

— Точно, если принесете деньги.

Я кивнул.

— Да, деньги, — повторил я и посмотрел на него. — Не заинтересует ли вас еще одно дело, Мордштайн?

— Я заинтересован в любом деле. О чем идет речь?

— О деньгах.

— Что это за деньги?

— Деньги, которые принадлежат мне, — сказал я. — Немецкие марки. Достаточно крупная сумма.

— Что я должен сделать?

— Вы могли бы помочь мне поменять их на австрийские шиллинги.

Он молча с любопытством смотрел на меня, потом тихо засмеялся.

— Ну? — нетерпеливо спросил я.

— О какой сумме идет речь?

— Сколько вы могли бы принять?

— Подумаем. По какому курсу?

— Шесть, — сказал я.

— Пять, пять, — сказал он.

После долгих препирательств мы сошлись на 5,8.

— Как я получу деньги в Австрии? Легально еще ничего нельзя перевести.

— Я дам вам адрес одного из своих друзей. Вы перечислите деньги здесь на счет, номер которого я вам назову, и покажете ему квитанцию, когда прибудете в Австрию. От него вы получите шиллинги.

— Где живет ваш друг?

— У меня много друзей.

— Живет кто-нибудь из них в Вене?

— Да, — сказал он.

— Тогда остановимся на нем.

— Хорошо, — сказал он.

— Еще один момент, — я поднял руку. — Кто мне гарантирует, что я получу деньги в Вене, если здесь перечислю их на счет?

— Я.

— Вот как?

— Вам этого недостаточно?

— Нет, — сказал я. — Я хочу сделать вам другое предложение. Сумму в марках в пакете в вашем присутствии я положу в камеру хранения на вокзале. Квитанцию я возьму с собой в Вену. Когда я получу шиллинги, ваш друг получит квитанцию.

Он подумал, затем ухмыльнулся:

— Согласен. Это хорошая идея.

— Я размышлял над этим целую ночь.

— О какой сумме идет речь?

— О сорока тысячах марок, — сказал я.

Он сидел тихо и улыбался. Потом он стал рассматривать на свет коньячный бокал, который держал в руке, поворачивая его туда-сюда.

— Вы интересный человек, мистер Чендлер, — наконец сказал он.

— Слишком велика сумма?

— Сорок тысяч марок — это более двухсот тысяч шиллингов. — Он покачал головой. — Нет, это не слишком много. Но в крайнем случае мой друг передаст вам деньги двумя частями.