“…я прожил жизнь”. Письма. 1920–1950 гг.

“Кочевническая жизнь” питает творчество, а следовательно, дает средства к существованию, обеспечивает материальную сторону семьи, помогает выбраться из долгов, и она же причина разлук с любимой женой и семьей:

“Скучно жить без тебя и не сметь даже писать тебе всё, что придет на сердце” (8 июня 1834; Х, 489);

“Умри я сегодня, что с вами будет?” (28 июня 1934; Х, 494); “…Кроме тебя в жизни моей утешения нет – и жить с тобою в разлуке так же глупо, как и тяжело. Но что ж делать?” (30 июня 1834; Х, 496); “Я сплю и вижу, чтоб к тебе приехать… рад бы в рай, да грехи не пускают. Дай сделаю деньги, не для себя, для тебя. Я деньги мало люблю – но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости” (14 июля 1834; Х, 504).

Казалось бы, все темы согласованы… Однако упорядоченность взрывается в главном неразрешимом вопросе: писать для рынка и для семьи оказывается на одном полюсе, а поиск истины и “вдохновение” – на другом, прямо противоположном. Об этом в знаменитом “Разговоре книгопродавца с поэтом” (1824), в письмах к друзьям:

“Вообще пишу много про себя и печатаю поневоле и единственно для денег: охота являться перед публикою, которая Вас не понимает <…>. Было время, литература была благородное, аристократическое поприще. Ныне это вшивый рынок” (М. П. Погодину, 7 апреля 1834; Х, 470).

И об этом же – к властям:

“В работе ради хлеба насущного, конечно, нет ничего для меня унизительного; но, привыкнув к независимости, я совершенно не умею писать ради денег…” (А. Х. Бенкендорфу, 1 июня 1835; Х, 857).

Платоновский изгнанник инженер Бертран Перри видит дорогу к любимой из изгнания на тех путях, что указывает пушкинский книгопродавец: он должен прославиться (“Но сердце женщин славы просит: / Для них пишите…”) и заработать много денег (“Внемлите истине полезной: / Наш век – торгаш; в сей век железный / Без денег и свободы нет” (II, 191, 194). Бертран верит, что Мэри полюбит его – великого строителя петровской эпохи, а деньги позволят обрести независимость и семейное благополучие… Путь советов оказывается ложным: не славу и независимость, а смерть находит Бертран в реформируемой России. Ошибки Бертрана имеют фундаментальный характер: он не понял тайны женщины и тайны русской истории…

Приведенные фрагменты писем Пушкина позволяют увидеть в письмах Платонова очевидные прямые аналогии в развитии темы любви, семьи, творчества и современной литературы. Пушкинская тема невольного “заточения” (“Прощание”, 1830; III, 184) и разлуки с любимой развивается в письмах Платонова не без прямой оглядки на письма Пушкина к невесте Наталье Гончаровой. Те же, что у Пушкина, темы: безумная ревность, мольба о любви, безденежье, долги, “судьбины гнев”, тоска, окружение, литературное одиночество, литературная слава, физическая смерть, “рынок”, невозможность вырваться, страх утраты любимой, отход от столичных литературных тем… И преодоление непреодолимого в одной лишь сфере – в творчестве. Любимая пушкинская характеристика написанного в изгнании (“уже написал пропасть”) появляется и у Платонова: “Я такую пропасть пишу, что у меня сейчас трясется рука” (письмо от 30 января 1927). Через образ пушкинского “вшивого рынка” определяется установка Платонова на создание романа о Пугачеве (еще одна пушкинская традиция): “Я хочу в Пугачеве работать для себя, а не для рынка. Будь он проклят!” (письмо от 28 января 1927). Напомним, что и Пушкин писал “Историю пугачевского бунта” “для себя”.