«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)

Это второе письмо. Хочу с тобой посоветоваться. Меня тут хотят поддувать – накладывать пневмоторакс[961], а затем, возможно, подрезать нервы и подтягивать легкое.

Второе – хирургическая операция, после нее бывает тяжело и можно остаться совсем калекой. Я пока что отказался ото всего, хочу лечиться только питанием, режимом, воздухом, но каверны открыты по-прежнему (еще мало прошло времени). Врач говорит, что каверны у меня сами по себе едва ли закроются. Но если стать на путь операций, то их может быть несколько, и что получится – тоже неизвестно, а я проведу здесь долгое время и выйду верным калекой.

Я решил не идти по этому пути. Пусть будет что мне суждено. Я думаю, что ты со мной согласишься. Я уже немолод, может быть – проживу и с кавернами, и с чахоткой; лечиться же без конца, оперироваться, без конца лежать в санаториях, в клиниках – это не жизнь, это полусмерть. Сейчас у меня неплохое состояние, t почти все время нормальная, только слабость. Но здесь кормят исключительно хорошо.

Достаточно сказать тебе, что завтрак состоит из трех горячих блюд, ужинов бывает не один, а два – в 8 и 10 ч[асов] вечера; каждый день – виноград ¹/₂ килограмма и т. д. Может быть, я одолею болезнь или заглушу ее, что она меня не будет беспокоить сильно. Ты напиши мне, как ты думаешь обо всем. Ни с кем не советуйся – это смешно, это мое дело и твое – только. Здесь никто ничего не может решить и тем более не может помочь.

Теперь о другом. Как там наша Мака? Выздоровела она и ходит ли часто гулять? Она ведь гуляка, как ее братец. Я часто здесь смотрю на ее фотографию. Трудно мне без нее, я даже плакал по ней. Как храбрец Сашка? И как ты живешь материально? Наверно, совсем плохо.

Отдай письмо Поликарпову[962]. Если не хочешь сама, попроси Тамару, проводи ее в Союз, пусть она отдаст секретарше Поликарпова. Возможно, будет толк. Можно и так – попроси Ал[ексан]дра Ив[ановича][963] (все равно он звонит), чтоб он передал это письмо через Крутикова[964] Поликарпову. Если что нужно от меня срочно, то можно послать телеграмму, и я телеграммой отвечу. Завтра пойду отправлять это письмо в Ялту на почту сам, я еще в городе не был, но издали вижу его. Унылое место. Здесь когда-то и ты была с Тошей. Завтра я пройду по тем же камням, где когда-то ходили его ноги.

На днях ему будет 23 года! Поздравь его и поклонись ему от меня. Поцелуй Сашу, обними мою любимую Машку. Скажи ей что-нибудь, чтоб она вспомнила обо мне.

Привет родным и друзьям.

Обнимаю и целую тебя Твой А.

Ялта, Симферопольское шоссе, санаторий Красной армии № 1.

[Приписка сбоку листа] P.S. Отдала ли ты сборник рассказов в «Сов[етский] писатель»[965]? скажи об этом Бородину[966].

Печатается по первой публикации: Архив. С. 575–576. Публикация Е. Антоновой.

{309} М. А. Платоновой.

10 октября 1945 г. Ялта.

Ялта, 10/x 45. Дорогая моя Муся!

Благодарю тебя за деньги и за письмо. После получения письма я уже тебе телеграфировал, что во второй половине октября я приеду в Москву и что твое намерение приехать с Машкой в Крым ненадолго, чтобы обратно нам ехать вместе – неосуществимо, для этого нет пока здесь условий. Тот, кто тебе это посоветовал (Березин), ничего не представляет. Во-первых – езда в поезде, это не шутка, и ехать надо почти трое суток в один конец. Во-вторых, для того нужно иметь полвагона денег… Кажется, всё ясно!

Березин мне прислал телеграмму, что печатает два рассказа[967]. Благодарю тебя, что ты помогла мне в этом деле.

Теперь вот что. Мне прислал телеграмму Потапов из «Правды»[968], я прилагаю ее. Найди, пожалуйста, рукопись, напечатанную на машинке (эта рукопись должна быть в числе возвращенных Бертой Азарновой[969]), – «Афродита». Переименуй ее. Напиши новое заглавие: «Человек нашего поколения». Затем просмотри текст; возьми резинку и сотри разные карандашные пометки, которые, наверное, наставили на рукописи редакторы; одним словом, приведи рукопись в хороший чистый вид, умой ее – и затем отведи в люди. А именно: позвони Потапову в «Правду» (ты Потапова хорошо знаешь), пусть Потапов пришлет курьера за рукописью. Вот и всё поручение.

Чувствую я себя хорошо, теперь способен впрячься в самую тяжелую работу. Сильно, зверски скучаю по тебе, Маке и Сашке. Если будет возможность, заеду в Севастополь, чтобы собрать материал для очерка в «Гудок», но не знаю, как удастся: это всё требует денег, трудов, да и здоровье я боюсь растратить.

Я рад, что ты справляешься с заботами и что Мака пополнела. Надо добиться, чтобы Сашка любил ее, а не третировал. Я приеду, займусь этим делом.

Дни здесь тянутся однообразно, надоело мне здесь, как в тюрьме, но я усиленно терплю все эти обстоятельства, чтобы глубже заглушить болезнь.

Та «каравелла», которую ты когда-то с Тошей видела в Феодосии, теперь плавает здесь, и я каждый день вижу ее из окна на море и вспоминаю того, кто ее уже никогда не увидит.

До свиданья, дорогая. Поцелуй наших детей. Обнимаю тебя.

Андрей.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 576–577. Публикация Е. Антоновой.

{310} Н. В. Крутикову.