«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)

Ну, до свидания, мой мальчик, может быть – до скорого свидания. Но нужно еще терпеть нам всем троим, чтобы встретиться хорошо. Целую и обнимаю тебя, давно утраченного сына, в надежде, что снова вскоре найду его.

Твой отец[715].

Печатается по первой публикации: Архив. С. 645–646. Публикация Л. Сурововой.

{234} А. А. Фадееву.

10 августа 1939 г. Москва.

Александр!

Я хочу только спросить, передал ты или нет мое письмо Панкратьеву[716] и что он сказал, когда я могу с ним говорить?

Я тебя здесь дожидаюсь[717]. Твой А. Платонов.

10/VIII 39 г.

Впервые: Архив. С. 625. Публикация Л. Сурововой.

Печатается по автографу: РГАЛИ, ф. 631, оп. 15, ед. хр. 429, л. 111.

25 января 1939 г. политбюро ЦК ВКП(б) утвердило А. А. Фадеева секретарем нового состава президиума правления Союза советских писателей (см. Власть. С. 424). В 1939–1940 гг. Фадеев не раз писал ходатайства в высшие инстанции (прокуратуру, НКВД) об освобождении невинно осужденных деятелей культуры; помог пересмотру «дел» Е. Таратуты, Н. Заболоцкого (см.: Александр Фадеев. Письма и документы / Составление, вст. статья и комментарии Н. И. Дикушиной. М., 2001).

{235} А. И. Вьюркову.

27 августа 1939 г. Москва.

Здравствуй, дорогой Александр Иванович!

Оба твоих письма получили1[718] в это время отдыхал в Доме творчества в Малеевке.]. Тебе отдых, как ты сам знаешь, совершенно необходим. В последнее время – мы замечали – у тебя временами было совсем белое, даже зеленое, лицо, что говорило о каком-то глубоком недомогании.

«Бублика»[719] не видели ни разу, – очевидно, у твоей подруги появилась серьезная, строгая Муза – Государственная Служба[720].

На Дмитровке[721] есть некоторое прояснение, виделись с главным шефом учреждения[722]. Но наше дело едва ли пойдет быстро, так что мы не надеемся на быстрый результат. Сегодня или завтра приедет Михаил Ал[ексан]дрович[723], буду с ним видеться. Он кое-что для меня сделал – увижусь и поговорю, а там видно будет.

Книжка моя (сборник статей) вышла[724]: на днях будет тираж[725], книжку пришлю тебе, придумал даже надпись (из твоего же рассказа): «Тебе – я». Митрофанову[726] позвоню и все попытаюсь сделать. Живу по-прежнему в жаре и в пыли Тверского бульвара и занимаюсь сочинениями на бумаге[727]. Работы делается почему-то все больше и больше, так что можно никогда не вставать из-за стола.

Жму твою руку, посылаю сердечный привет и передаю слово одной Особе[728].

Твой А. Платонов.

27/VIII.

Приедешь – поедем на денек к Старому Юшке[729].

Будешь ему писать – сообщи, что я приветствую этого труженика[730], что существует где-то в Мамонтовке, охраняемый одним сонным кобелем[731].

Впервые: Воспоминания. С. 434. Публикация Е. Шубиной. Печатается по автографу: РГАЛИ, ф. 1452, оп. 1, ед. хр. 165, л. 1–2.

Вьюрков Александр Иванович (1885–1956) – прозаик; участник Первой мировой войны, был в немецком плену (1915–1918); по возвращении из плена работал бухгалтером в различных организациях; в 1926 г. признан инвалидом II группы и переведен на пенсию. Рассказы Вьюркова печатались в журналах «Безбожник» (1930), «Крестьянка» (1931), «Колхозник (1932–1933), «Красная новь» (1933). В 1930–1933 гг. работал в горкоме писателей, с 1935 г. – секретарь групкома издательства «Советский писатель» (информация дается по документам фонда Вьюркова в РГАЛИ, см.: ф. 1452, оп. 1, ед. хр. 46, 202). Судя по сохранившимся материалам групкома, Платонов являлся не только членом групкома, но и с 1940 г. входил в его бюро (Там же. Ед. хр. 205, л. 30, 61).

{236} М. И. Панкратьеву.

Октябрь 1939 г. Москва.

Убедительно прошу Вас указать пересмотреть дело моего сына и его освободить немедленно, ввиду того, что мой сын пятнадцатилетний подросток, что он трижды перенес (до заключения) трепанацию черепа, что он уже почти полтора года находится в тюремном заключении (для его возраста и болезненного состояния это смертельно опасное, во всяком случае, чрезвычайно серьезное и мучительное наказание).

Почти полтора года мы, т. е. я и моя жена – мать заключенного, тщетно добиваемся пересмотра дела н[ашего] сына и освобождения его. Мы даже ни разу не получили разрешения на свидание с ним и на передачу ему вещей (одежды, обуви и пр.). Если возможно, то дайте разрешение на поездку матери в Соловец[кую] тюрьму и сделать сыну вещевую передачу – одежду, обувь, белье и прочее1[732].

Теперь мы обращаемся к Вам, Прокурору Союза, с настоятельной просьбой – освободить нашего несчастного сына, пересмотреть и прекратить дело в отношении подростка, давно томящегося в заключении.

Для защиты и пересмотра этого дела просим Вашего разрешения, чтобы был допущен член Коллегии защитников, тов. Островский[733].

Печатается по первой публикации: Архив. С. 648. Черновой автограф. Публикация Л. Сурововой.

{237} М. И. Панкратьеву.

Октябрь 1939 г. Москва.