Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем

Когда под вечер собрались уезжать домой, вдруг перед нами появилась Ирина Эренбург и попросила довезти ее до Гагры, где она отдыхала. Вместе с ней мы сфотографировались, и у меня хранится пленка с этим маленьким снимком. С этой встречи началась моя дружба с Ириной, продолжавшаяся до самой ее смерти 17 июня 1998 года.

Валентина Ароновна предложила мне возвращаться в Москву самолетом из Сухуми. Оказалось, что она уже договорилась с Георгием Михайловичем Корякиным и что он в этом нам поможет. Я до тех пор никогда не летала, и хотя не имела даже представления, что нас ждет, согласилась. Любопытство взяло вверх, а некоторое чувство страха надо было преодолеть.

Самолет оказался грузовым, с двумя деревянными скамьями вдоль стен. Рядом с собой с одной стороны я посадила Лиду, с другой — села молодая женщина — не то дочь, не то невестка скульптора Мухиной. Как только самолет поднялся в воздух, Лида улеглась головой на мои колени и тут же заснула, несмотря на то что самолет то и дело проваливался в ямы. Родственнице Мухиной стало так плохо, что она полуулеглась на мою вторую ногу и всю дорогу стонала.

Вдруг самолет стал снижаться, и мы сели на посадочную полосу какого-то небольшого аэродрома. Оказалось, что у нас был неисправен мотор, и летчик посадил самолет, не долетев до Москвы. Нас высадили, и мы часа два сидели на траве под крылом нашего самолета, пока нам не подали другой, такой же грузовой, и мы в него пересели. Из-за этой аварии мы опоздали в Москву на два часа и, кроме того, нас посадили совсем на другой аэродром. Встречающие нас мои братья Игорь и Борис здорово переволновались, пока выяснили, что с нами случилось. Мы же взяли такси и приехали домой даже раньше моих братьев. Такой был мой первый полет! Надо же было попасть в неисправный самолет?! А Лида всю дорогу спала и ничего не помнила.

В 1948 году мы с Лидой снова приехали к Аруту и Оле. Так как строительство Ткварчельских тоннелей железной дороги еще продолжалось, я могла оформить командировку для авторского надзора и вслед за этим свой очередной отпуск так же, как и в прошлом году.

На этот раз я застала Олю тяжело больной. Она лежала в комнате с закрытыми окнами и дверью, и я ужаснулась воздуху, которым она дышала. Сейчас же я приказала Варсеник нагреть воду, а Аруту — вынести постель Оли в виноградную беседку. Он протянул проволоку от постели Оли до туалета и умывальника.

Вместе с Варсеник мы раздели Олю и посадили в корыто с теплой водой, я ее вымыла, переодела в чистую рубашку и Арут на руках отнес ее в постель. Она была худая, легкая как перышко и едва-едва ходила, вернее, передвигала ноги, держась руками за проволоку. Ее надо было не только лечить, но и хорошо кормить. По моей просьбе Варсеник сварила курицу, и мы все пообедали. Олю пришлось упрашивать поесть, но так как она отвыкла от еды, ей не хотелось, по всей вероятности, никто ее и не упрашивал.

Странный народ, эти сельские жители Абхазии: они не лечат больных, не зовут врачей, а когда больной умрет, устраивают ему пышные похороны. Зарежут корову и созовут всю родню и знакомых, и семь дней продолжаются поминки.

На другой же день я пошла к местному русскому врачу и попросила его осмотреть Олю, установить диагноз. Врач пришел, послушал и осмотрел Олю, а потом мне говорит, что ее диагноз — застарелый сифилис и вряд ли ее можно вылечить. Не показав вида врачу, я просто задохнулась от негодования: Арут умеет лечить сифилис, а у его жены — застарелый сифилис… просто ерунда какая-то, у Оли никогда не было этой болезни.

Вечером я поговорила с Олей по душам, и она мне рассказала, что Арут, работая на пригородном хозяйстве Метростроя, завел там любовницу, молодую девушку из хорошей абхазской семьи, и она от него беременна. Оле, конечно, об этом рассказали, и я думаю, что у нее был нервный стресс. Через какое-то время мне удалось поговорить о болезни Оли с Арутом. И он мне сказал: «Я не человек, когда у меня нет сына, кому все это достанется? Я — ничтожный человек, если не имею наследника. Ты знаешь, что Оля рожать не может, а мне нужен сын, и если у Зои родится сын и подрастет немного, я отберу его, и Оля вырастит его». Этот довод Арута мне показался справедливым. Что было делать?!

Прежде всего надо было поставить на ноги Олю. Я поехала в Сухуми и у моих знакомых еще со времен войны узнала, кто в городе считается лучшим врачом по нервным заболеваниям. Мне назвали две-три фамилии, но особенно хвалили одного врача — грузина.

Я решительно сказала Аруту, что мы везем Олю в Сухуми к доктору. Не помню почему, но мы ехали туда на лошади, а не на машине. Уложили Олю на телегу, а мы с Арутом сели по ее краям, свесив ноги. Медленно, но доехали до больницы, где принимал врач. То, что я из Москвы и обратилась к нему за помощью, сыграло роль, и он принял нас. Я ему все рассказала, он понял, взял Олю за руку и сильно нажал на какое-то место руки. Оля вскрикнула от боли. Врач мне сказал, что ему все ясно и мы можем оставить ее у него в больнице.