Я Распутин

Филиппов не был «моим» человеком. Но вполне мог им стать. Хотя бы потому, что я о нем позаботился. Потом Николая надо было окружать русскими. Хотя бы по фамилии. Не потому, что немцы плохи. Просто как не крутись — нас ждет Первая мировая. И воевать надо будет с Германией. Воевать тяжело (хотя тут есть варианты). Аликс и так «немка» при дворе — болевая точка царской семьи. Одной царицы-«шпионки» вполне достаточно.

— Поговорю с Никсой — кивнул «инженер» — Подумаем.

На этом мы раскланялись и я отбыл домой. Меня ждало важное дело.

* * *

К Лауницу, который фон дер, но при этом православный, мы с капитаном отправились выпрашивать помощи на детскую колонию. Или требовать — если учесть записочку от Аликс. Богоугодное дело на ее нынешнее состояния легло на отлично, а немецкая сентиментальность, растревоженная рассказом о бедных сиротках, добавила градуса. Если дело хорошо пойдет, надо будет стрясти с нее «высочайшее покровительство», она не откажется вставить такую шпильку любимой свекрови, занятой благотворительностью «по должности» руководителя «Ведомства императрицы Марии».

Будет «высочайшее» — найдутся и деньги, и здание. Но кое-что надо бы заранее обсудить с полицией, мы же не трехлетних сироток набирать будем, которых только корми, гуляй да спать укладывай. Мы же беспризорников, уличную шпану собирать будем, вот эту самую «республику ШКИД», от которой всем соседям никакого житья не было. И хорошо бы придумать, как их в узде держать без решеток на окнах и полицейских на каждом углу.

В градоначальстве нас ждал облом — стремительный, как электровеник, Лауниц умчался на очередное протокольное мероприятие, освящение церкви в Императорском институте экспериментальной медицины. Организация известная, солидная, в ней трудится единственный на сегодня русский нобелиат — Иван Павлов. А создан институт принцем Александром Ольденбургским. Вот сколько я про него читал, получается, что он был самым деятельным и толковым из всего августейшего семейства. К тому же, он занимался почти тем же, чем планируем мы — был попечителем, так сказать, культурно-спортивного общества для молодежи «Маяк» и приюта имени себя. Да и с Ведомством императрицы Марии сотрудничает, небесполезный нам человек.

Покумекали с капитаном и решили градоначальника догонять, заодно попробуем с Александром Петровичем познакомиться. Кликнули извозчика, покатили на Аптекарский остров, мимо так и не восстановленной до конца дачи Столыпина.

Институт занимал примерно шесть гектаров у северного берега острова, никакой пропускной системы и в помине не было. Так, служители без определенных обязанностей — мазнули по нам глазами, сами себя убедили, что мы гости на освящение церкви и вернулись к своим делам. Беспечность невероятная, особенно для меня, но вполне в духе нынешнего непуганного времени — вон, даже великие ученые таскают пробирки с радиоактивными материалами в карманах, а потом думают, чего это у них ожоги и облысение.

Да что сейчас… Даже спустя полвека ученые будут косячить с ядерными материалами — мама не горюй. Так в 46-м году, в секретной лаборатории в трех милях от Лос-Аламоса, в штате Нью-Мексико — там же, где впервые была создана атомная бомба — Луис Злотин, канадский физик, показывал своим коллегам, как можно довести ядро атомной бомбы до подкритического состояния. Злотин брал полусферу из бериллия, представлявшую из себя отражатель нейтронов, и медленно опускал ее на ядро, останавливаясь ровно в тот момент, когда полусфера уже почти соприкасалась с плутонием. Бериллиевая сфера отражала нейтроны, излучаемые плутонием, запуская тем самым короткую цепную ядерную реакцию. Злотин держал отражатель в левой руке. В правой руке он держал отвертку, которую необходимо было просунуть между двух полусфер. Пока Злотин опускал бериллиевую полусферу, его коллега Ремер Шрайбер ненадолго отвлекся от эксперимента, полагая, что эксперимент на данной стадии ничем не примечателен. В этот самый момент Ремер услышал громкий звук за своей спиной — отвертка Злотина соскользнула с отражателя, и полусфера целиком свалилась на ядро.

Нет, ядерного взрыва не случилось. Но ослабленная цепная реакция запустилась — оба ученых увидели вспышку синего света и почувствовали волну тепла на своем лице. Вызвали скорую, и почти вся лаборатория была эвакуирована. На девятый день Злотин умер от радиационного облучения, Шрайбер тоже получил огромную дозу облучения и долго лечился.

— Приехали, господа! — извозчик трпукнул, сани встали.

А это мы удачно зашли. Я огляделся в церкви. Службу ведет митрополит Антоний, за обширными брюхами рясоносцев пряталась тщедушная фигура Феофана. Ну и весь бомонд, куда же без него — принц императорского дома во главе, всякая шушера помельче следом. Золота, орденов и брильянтов — на три хороших музея, а вот насчет мозгов не знаю, не знаю… Хотя нет, вон мозги стоят, отдельной кучкой, сотрудники Института, впереди выделяется снежно-белой бородой сам Павлов, точь-в-точь, как на портретах.