Бывший кавалергард дернул усом, но предложенные условия принял:
— Дело крайне конфиденциальное…
— Можете быть совершенно благонадежны, я сам крайне не люблю, когда посторонние суют нос в мои дела.
— Вилли… то есть Его Величество, попросту взбешен.
Макс сделал было паузу, но заметил мою вопросительно поднятую бровь и объяснил:
— Буквально позавчера он обнаружил у себя на рабочем столе портсигар, подаренный вашему императору.
Я продолжал старательно недоумевать.
— Это означает, что портсигар передали из Петербурга и подложили кайзеру.
— Это не может быть ошибкой? Например, похожий портсигар?
— В первый момент Вил.. Его Величество так и подумал, но под крышкой выгравирована дарственная надпись кузену Ники. Это безусловно один из подарков кайзера Николаю, никакой ошибки быть не может.
— И Вильгельм считает, что это дело рук русских?
— Да. А я считаю, что это дело ваших рук, — несколько более напряженно, чем следовало бы, заявил Макс, неотрывно глядя мне в глаза.
— Помилуйте, да как же?
— Я не делился с императором своими мыслями, но я знаю, что не столь давно у вас был… ммм… инцидент в Таврическом дворце. Вы общаетесь в Николаем, имеете возможность получить какой-либо подарок, вы приехали в Стокгольм и почти сразу портсигар появился в Берлине! — выдал всю цепочку Фюрстенберг.
— Это совпадение.
— Не уверен. Сейчас перетряхивают всю систему охраны и допуска, при расследовании выяснилось, что слуга нашел портсигар оставленным в курительной и перенес его на обычное место на столе кайзера. А через курительную прошло около тридцати человек, не считая прислуги. Это вносит ненужную нервозность и возбуждает взаимные подозрения.
— Ситуация не из приятных, согласен. Чего же вы хотите от меня?
— Мне кажется, что мы можем договориться избегать в будущем подобных демаршей.
Ну для этого все и затевалось, и я обещал Максу приложить все усилия и повлиять на русское командование и разведку в нужном ключе. Макс немножко отмяк и даже рассказал мне, какой переполох начался в Королевском дворце после обнаружения портсигара. На том и договорились — никаких акций против высших эшелонов власти.
Поколебавшись, я предложил Анечке прогуляться, припудрить носик. И когда она обменявшись взглядами с Фюрстенберг, вышла из-за стола, произнес по-английски:
— Дорогой Максимилиан. Я хочу неофициально заверить вас, что возможность переговоров не закрыта, мы готовы договариваться с Германией об условиях мира.
— Условия диктует победитель — поколебавшись ответил визави на языке Туманного Альбиона — Генералы еще не сказали своего слова.
— Вы проигрываете — пожал плечами я — Германия в стратегическом тупике. Блицкриг на Востоке и Западе не случился, пошла война на истощение. Плюс Австро-Венгрия. Ваше самое слабое звено.
Тут Макс поморщился, тяжело вздохнул.
— Во Франции вы гоните людей на линию Мажино — продолжил я дожимать немца — В Польше уперлись в крепости.
— Да, их модернизация стала для нас неприятным сюрпризом.
— А еще наши воздушные победы и виктории на море.
Тут лицо цу Фюрстенберга стало совсем кислым.
— Год, два такой войны на истощение и у вас закончатся мобилизационные ресурсы. Блокада ударит по экономике. Австрия — слабый союзник, Турция еще слабей и ненадежна, Италия колеблется и может переметнуться. Знаю, что вы сейчас прикладываете максимум усилий, чтобы Северо-Американские Штаты не вступили в эту бойню, но поверьте, английское лобби в Белом доме намного сильнее.
Макс задумался, я терпеливо ждал. И наконец, дождался
— Что же вы предлагаете?
— У нас в Антанте нет первой скрипки, но договориться о перемирии вполне можно. Дальше бал будут править дипломаты. Думаю, вполне можно оставить Германию в границах 14-го года, разумеется, без Эльзаса и Лотарингии. Австро-Венгрию придется раздробить. Какие-то небольшие репарации и ограничения армии, флота. Инспекции.
— Это неприемлемо! — отчеканил цу Фюрстенберг — Это мы наступаем в Польше. Это мы атакуем во Франции!
Я тяжело вздохнул. Сейчас все бесполезно, милитаристский угар. Прямо как у нас. Но ничего, пара тяжелых поражений и германские элиты задумаются. Надеюсь, мои зерна разумной политики упали в унавоженную землю.
— Не говорите нет. Посоветуйтесь, передайте мои предложения. Двери Таврического всегда открыты для посредников. Особенно, если это будет прелестная Анюта — я встал, поклонился подошедшей женщине. После чего пожал руку задумчивому Максу и пошел на вокзал. Пора было домой.
В Петербург я вернулся утренним поездом и первым делом помчался в Юсуповский, где меня уже ждал ворох корреспонденции и свежие выпуски газет.
Поперек первой полосы верхней, нашего “Слова”, шел заголовок “Подвиг Антипа Стрельцова” и я, не обращая внимание на прочее, схватил пахнущий типографской краской лист.