Я РаспутинЪ. Книга 3

— Сергей Васильевич, есть мнение усилить работу по столичным проституткам. Совсем страх божий потеряли, желтый билет не получают, медосмотры не проходят. Бардак. Да, знаю. И про это тоже слышал. А вы знаете, что даже из-за рубежа потянулись к нам шлюхи? Вот хотя бы взять эту … минутку, гляну… ага, Мату Хари. Весь свет к ней ходит на случку, билета у нее нет. Выслать? Да, пожалуй от этого будет дело. С запретом на въезд на десять лет. Сделаете? Отлично. Нет, отчета по ней Туркестанова не видел, сейчас гляну.

Я бросил трубку, начал, матерясь про себя, копаться в папках. С официальным документооборотом в стране был бардак почище, чем с проститутками. Все писали всем, никаких служебных грифов не было — пора было наводить порядок. ФАПСИ я конечно, организовать быстро не сумею, но шифрование, фельдъегерей, защищенные каналы связи — были нужны как воздух. Ага, вот служебка главы КГБ… Мату Хари уже успели «прослушать» — благо на телефонных станциях были специальные комнаты с агентами, а также устроить негласный обыск в ее вещах. Кроме того навели справки через нашего комитетского резидента во Франции.

Турецкая империя?!? Я еще раз перечитал документ. Нет, не ошибся. Не французы и не германцы, как можно было подумать. Точнее, их уши тоже торчали, но далеко-далеко. Мата Хари взяла халтурку у османов!

* * *

— Григорий Ефимович, да вы меня не слушаете! — Менделеев недовольно уставил на меня бороду.

— Простите, Дмитрий Иванович, давит сильно.

— Что давит? Может, врача?

— Нет-нет, не надо. Не болезнь это. Чувствую страшное, чего остановить не в силах. Падет на землю звезда полынь…

Свой бенефис я приурочил к выдаче Дмитрию Ивановичу премии за бугульминскую нефть. Взял я ее из царских денег — экспедиции никто не отменял, искать да бурить расходов требует, а Менделееву как мозговому центру тоже мотивация нужна. Вот и привез конвертик, но сам все время демонстрировал отстраненность, замолкал посреди фразы, отвечал невпопад, а то и вовсе подходил к окну, глядел на небо и выключался из разговора. Не знаю, какой из меня актер, но Менделеев заметил.

— Помилуйте, это древние пророчества, какое они имеют отношение к нашим делам?

— Чую гнев божий. Страшный удар ждет землю, только не знаю где. Молюсь, чтобы отвел от больших городов…

— Мракобесие какое-то, вы уж извините.

— Понимаю, Дмитрий Иванович, вы человек науки, вам руками пощупать надо, как Фоме Неверующему. Так подскажите этим вашим, которые за землетрясениями следят — пусть до сентября следят особо тщательно. Мракобесие или нет, но вроде я ни разу не ошибался…

Менделеев еще разок недоверчиво посмотрел на меня, но обещал переговорить с сейсмологами.

Никакого другого способа я не придумал, пришлось вот так, в лоб, легендировать свои знания про Тунгусский метеорит. Лето 1908 года, а вот когда — бог весть, не помню. Кажется июнь. Или июль? Ну да не беда, будем работать с тем, что есть.

Обкатанное на великом химике пророчество я запустил второй раз в гораздо более подходящем окружении: на Поместном соборе Русской православной церкви, назначенном в Москве для выбора патриарха.

Съехались фигуры солидные, архиерейского ранга, не меньше, митрополиты да епископы, плюс чиновники Синода во главе с обер-прокурором Извольским, братом министра иностранных дел. И эта семейственность во власти начинала напрягать.

Если священнослужители были степенны и в целом довольны жизнью, то чиновье суетилось, чувствуя, что у них отбирают кормушку и норовило пристроится к иерархам, имеющим вес в церкви. Таковых было несколько. Разумеется, Антоний вместе с Феофаном. Викарий Петербургской епархии, Алексий Симанский. В моей истории он, кстати, благодаря Сталину стал патриархом. Приехал митрополит Киевский Флавиан, архиепископ казанский Никанор и архиепископ Тихон Белавин. Много разных фигур масштабом помельче, но с большими амбициями. Некоторые даже не постеснялись, заглянули предварительно ко мне. Прощупать, так сказать, почву. Пока лишь тайком.

На сам собор меня пытались не пустить, но я, выпятив вперед пузо с золотым наперсным крестом, что мне вручал лично обер-прокурор — между прочим «за славные дела защиты православной веры» — все-таки прорвался. Настроение у иерархов было отличное, можно сказать победное. Никто не сомневался в патриаршестве Антония, тот считай уже надел на голову белый куколь. Мол, остались только формальности. Меня это категорически не устраивало.

Хотя за поддержку Антония и я выбил перевод церковноприходских школ в минобразования, этого маловато. А главное, в случае избрания Антония на патриаршество, я терял все рычаги контроля. Оказанная услуга — не услуга. Что мешает Феофану и Ко в случае дальнейшего конфликта отлучить меня от церкви, как они это сделали с Толстым? Или снова возобновить дело о хлыстовстве… Нет, по-прежнему нужен был кроме пряника еще и кнут.