Я Распутинъ. Книга вторая

Мысли путались, на душе было… плохо. Мое первое предательство. Но похоже, не последнее. Надо чем-то заняться. Важным. Отвлечься.

— Гриша, ты меня слышишь?

— Точно, партия! Телефонируйте Булгакову — пусть едут сюда. Собрание будет.

* * *

Пока ждал соратников, нашел на секретере большой конверт. В нем было письмо от Лохтиной и куча документов. Сначала посмотрел бумаги. Это была переуступка у нотариуса патента на меня «костного аппарата Распутина» и куча договоров с прикрепленными чеками. Частные клиники по всей Европе просто из штанов выпрыгивали как хотели купить прибор для остеосинтеза.

А Лохтина то играет в порядочность! Я просмотрел патент. Изначально он был зарегистрирован на ее мужа, в мастерских которого аппарат и был сделан. Пересчитал чеки. Триста сорок шесть тысяч рублей. Солидно. Даже очень.

Потом ознакомился с письмом. Ну это было классическое послание обиженной женщины. «Сердце разрывалось в клочья», «я старалась скрыть свою обиду», «заглушить боль потоком слез»… Заканчивалось все по канону — больше так не могу, прости.

Я чувствовал, что это «прости» — не окончательное. Тут можно еще побороться. А как? Да точно также! Письмом. А точнее стихом. Помнится, я в школе учил Асадова. «Улетают птицы». Я достал свой Паркер, набросал первые строчки:

Осень паутинки развевает,
В небе стаи будто корабли —
Птицы, птицы к югу улетают,
Исчезая в розовой дали…

Сердцу трудно, сердцу горько очень

Слышать шум прощального крыла.
Нынче для меня не просто осень —
От меня любовь моя ушла.

Что же там было дальше? Я посмотрел в окно. До осени был весь август, но стояла типичная питерская погодка — косой дождь, хмурое небо. Сойдет. Так, что у нас там дальше? Аисты, неистовый разбег… «Преданного пса» убираем, оставляем концовку:

И довольно! Рву с моей бедою.
Сильный духом, я смотрю вперед.
И, закрыв окошко за тобою,
Твердо верю в солнечный восход!

Он придет, в душе растопит снег,

Новой песней сердце растревожит.
Человек, когда он человек,
Без любви на свете жить не может.

Я перечитал получившийся стих. А хорошо! Не затянуто, броско. Именно после таких стихов полураздетые женщины прибегают в слезах обратно. Или не не прибегают. И тогда только остается «сильный духом, я смотрю вперед».

— Лена! — я позвал эсерку из приемной, где она уже успела оккупировать рабочее место Лохтиной — Вот тебе вирши. Из наболевшего. Перепечатай на пишущей машинке и… — в последний момент я переиграл — Пошли Перцову в редакцию. Пусть опубликуют в одном из ближайших номеров Слова.

Елена взглянула на лист, впилась глазами в строчки. Сильно побледнела. Его глаза так и метались по строфам.

— К Ольге?!? Ты написал ей стихи?? Я не буду это печатать!

— Будешь! Или собирай вещи и проваливай.

Елену уже давно было пора поставить на место. Слишком много власти взяла.

Эсерка скомкала лист, заплакала.

Ну вот… Слезы — убийственное оружие.

— Милая! — я встал, приобнял девушку — Это же я с ней так прощаюсь!

— Да? — Лена посмотрела на меня сквозь слезы с надеждой.

Пришла пора пряника.

— А вот чеки. Обналичь и купи, как хотела нам дом. Тут даже на дворец хватит.

Я подал эсерке бумаги из конверта.

— Только домик брать будем на не нас с тобой, а на Небесную Россию. Там устроим и штаб-квартиру партии. Согласна?

— Буду искать с двумя крыльями и подъездами! — Елена шмыгнула носом, расправила стих — Скажи, ты меня любишь?

— Я, Лена, Россию люблю. Ступай.

* * *

Если собрать вместе два десятка юристов, людей от сохи, журналистов, учителей и философов, то получится общее собрание жилтоварищества — гвалт и неразбериха. Небесная Россия скандалила и хватала друг друга за грудки совсем так же, как и не-небесная. То есть до хватать еще не хватали, но все к тому шло.

Региональные представители, кто оказался в Питере, волком выли насчет «эксов» и особенно юридической ответки от конкурентов по выборам. Питерские, наоборот, говорили, что надо дожимать и неча пугаться. знали на что шли. Но как-то неуверенно, типа «старший приказал», вот и выполняем.

Потому первым делом я наорал на питерских — что за бардак в подразделении? Кто секретарь собрания? А ну пулей, выбрать президиум, секретаря, посадить стенографировать, определить повестку и регламент, а за грудки хвататься будем по окончании.

Организационные моменты сбили разгоравшийся скандал и через пятнадцать минут собравшиеся, до сих пор красные и всклокоченные, стали способны к конструктивной работе.

— Таким образом, даже недоведенное до суда следствие, — вещал с импровизированной трибуны вернувшийся из Европы Варженевский, — переводит наших кандидатов в ранг «подследственных» и тем самым отстраняет их от выборов.