Телефонисты справились первыми. Отзвонились на станцию, проверили связь. Оставили толстенный справочник абонентов. Больше трех тысяч фамилий и номер. Солидно так Эриксон развернулся в Питере. Аппарат новейший, двадцать пять рублей. Абонентская – пятьдесят пять рублей в год, восемь за «удаленность от центральной станции», еще три за «индуктивный звонок». Итого пять с полтиной в месяц, это при том, что средняя зарплата по городу пятнадцать. Не хило так.
Первым делом я позвонил в Царское. Телефон взял секретарь, я оставил ему свой новый номер, поспрашивал о здоровье царевича. Меня узнали, поэтому ответили обстоятельно – встает с постели, играет, вчера даже гуляли на улице.
Второй звонок совершил в дом Лохтиной. Хозяйку не застал, зато поговорил с ее мужем, действительным статским советником. Владимир Михайлович был холоден, сообщил, что не одобряет знакомств жены со мной, никакой номер передавать не будет и вообще просит больше не звонить. Ну ничего, я не расстроился – просто попытаюсь застать в следующий раз саму Лохтину. Это связь я прерывать не собирался.
Зато мне очень обрадовались в клинике доктора Калмейера. Трубку взял сам профессор, громко заговорил со мной:
– Григорий, голубчик, куда же вы пропали? Привезли ваш аппарат, господин Лохтин все сделал. Нужна консультация!
Вот статский советник – бука, а дело сделал! Пообещал днями зайти в клинику и помочь чем могу.
Хотели меня видеть и в Зимнем. Секретарь Столыпина записал мой номер, сообщил, что со мной свяжутся.
После этого обзвона, я сходил проверить Дрюню. Боец не унывал, откуда то достал грифельную доску и мелом что-то на ней рисовал, лежа. Рядом сидело двое детей младшего возраста и белобрысый подросток с заячьей губой.
– Учитесь? – я погладил по голове девочку лет семи-восьми.
– Скучно, отче – вздохнул Дрюня – Вот штудируем счет.
– Вечером соберем всех взрослых. Начнем их тоже учить.
Парень уронил мел:
– Взрослых??
– Ты же отходил год в Политехнический? Вот и вспомнишь азы. Ничего сложного не надо. Чтение, математика, чистописание…
Поболтав с Дрюней, я вышел во двор. Тут кипела работа. Бабы собирались на Обводной стираться, мужики кололи дрова, красили забор, даже кобели были кем-то заботливо вычесаны.
– Отец родной! – ко мне подошла семейная пара. Жена вся такая опрятная, лучащаяся улыбкой. Муж сгорбленный крепыш. Под сорок лет оба – Не ладно, что Красного угла то нет в доме.
Бывший хозяин и правда, забрал все иконы.
– Схожу в соседний храм, попрошу батюшку – покивал я – Вот, глянь, Григорий Ефимович – крепыш снял короб со спины, достал оттуда древнюю, почти черную икону. Богоматерь держала на руках младенца Христа. Смотрела на него грустно-грустно!
– Откуда сие?
– Отец отдал в руки, умирая. Список с Иверской иконы. Древний.
– Вижу, что древний – я посмотрел внимательно на пару – А детки-то ваши где?
– Так умерли в голод то – улыбнулась женщина – Все трое. А я с той поры неплодна.
– Что же тут радостного? – удивился я.
– Детки наши нынче у престола Господнего. Отмаливают наши грехи. На душе хорошо!
Да… просто тут относятся к детской смертности. Дай бог один из трех доживает до подросткового возраста.
Семейная пара оказалась из Поволжья. Мужа звали Федотом. Жену Авдотьей. Голод, говорят, страшный был, да не в одной губернии, ели лебеду, крапиву… «Житья никакого не стало» – заключил Федот – «Снялись и пошли по белому свету, так и ходим, почитай, пятнадцать лет без малого». Пятнадцать лет! Это их, значит, в великий голод 1891-93 годов зацепило, помню, изучали на факультете. Катастрофа была настоящая, впервые дело до иностранной помощи дошло.
– Вот что… В Красный угол я иконы найду. А эту – я посмотрел на Богоматерь – Повесьте на стену дома, что глядит на улицу, над входом. Пущай плотник сделает доминку малую под икону, да место для лампадки.
– Так даже лучше – покивал Федот – Идет человек по улице и видит, что тута люди Божьи живут
Оставил личный состав обживаться под надзором капитана с боцманом, а сам к портному, примерка же. Тот встретил радостный и назвал по имени. Вот те раз, я же ему не представлялся? Оказалось, вчера, следом за мной, пришли двое, спросили, тут ли Григорий Ефимович обшивается, портной по имени не знал, но ему описали внешность. Как убедились – заказали себе по костюму.
Вот тут я удивился. Если без заказа, то понятно, шпики, скорее всего, дворцовой полиции. А коли денег потратили… Это что же, у меня тайные поклонники есть?
А портной вился вокруг меня, подкалывал сметанный на живую нитку крой булавками и закидывал вопросами. А какой рукав, а какой длинны, а насколько высокий воротничок… А я знаю???
– Ты портной, ты и думай. Я те нарисовал что хотел.
– Тогда последний вопрос – застежку какую делать? Крючки, пуговицы плоские, пуговицы шариком?
Может эти, как их, со смешным названием, клеванты, во! Не, слишком на китайскую куртку похоже получается. У Нео пуговицы мелкие, за них крест цеплять будет…
– Делай на крючках.
– На одних крючках не получится, расстегиваться будет.
– Значит, подогни крючки-то, чтобы петелька не соскакивала.