А еще у гаражей прямо у нас под окнами иногда собирались местные автовладельцы, члены гаражного кооператива. За несколько лет все лица их стали знакомыми:, не родными, конечно, но вызывающие доброе ощущение старых соседей. И тогда можно было от нечего делать, сидя у окошка, послушать их. Ничего интересного за шесть лет я не услышала, шесть лет они с волнением, горячо обсуждали строительство третьего транспортного кольца и неизбежный снос в связи с этим грандиозным мероприятием их гаражей. Каждый такой разговор пророчил их снос уже через неделю или максимум месяц, но шли годы, а даже дранная кроссовка на крыше их гаражного кооператива не сдвинулась ни на сантиметр с места.
Я смотрела в окно и думала, что мне делать дальше. Я не была озабочена одной проблемой, все сразу они жидкой кашей варились у меня в голове… Менять мне пол? Или не менять. Как это происходит? А что будет с моей маленькой дочкой? Что будет с работой? Как будут складываться отношения с клиентами? А с женщинами? Сохранятся ли оргазмы? Где-то пишут оргазмы остаются после SRS, где-то пишут — нет. Хватит ли у меня здоровья для таких серьезных вмешательств в мой организм? И останется ли оно для полноценной последующей жизни? Я ничего об этом не знала: Отношения с Машей стали определенными, мы жили вместе, но я уже знала, наши пути разойдутся. Катя? Она была самой желанной для меня сейчас женщиной:, но даже когда она была, по ее словам, влюблена в меня, она не была моей: Она принадлежала бабушке, папе, сестрам, сырникам на ужин, она принадлежала сегодняшнему дню и удовольствию данного момента, но никогда не была моей. Несколько лет она поощряла меня — «купи себе эти женские брючки», «померяй эту юбочку», «почему ты не накрасилась?». А потом заявила мне: «Ты совсем стала женщиной, ты не сможешь быть моим мужем». И она, конечно, права, она, конечно, заслуживает нормального мужчину. Работа: дурацкая — ее становилось меньше. При переезде в Катину студию деньги мы стали делить пополам, и получать по правилам арифметики я стала в два раза меньше. Я рассчитывала, что в лучшей студии работы будет больше, а больше ее не становилось. Раньше мы снимали всё, теперь к нам обращались только «большие» и известные клиенты, но они никак не хотели равномерно распределиться на протяжении года. Они то шли плотной чередой, занимая даже наши выходные, и мы снимали тогда с утра до вечера, то очередь их обрывалась, и мы могли две-три недели сидеть без работы. И общая динамика этого процесса была в данный момент не радующей.
Конечно, во многом подпортил нашу жизнь кризис неожиданно грянувший, как стихийное бедствие: лучше после него не стало:.
Вначале меня веселило, как все обезумели от подпрыгнувшего доллара, как все кинулись в магазины скупать товары по старым ещё ценам. Посмеялась: посмеялась: и, повинуясь заложенным в меня уже генетически нашей советской системой стадным инстинктам, я также как и все, сдурев от счастья от последней возможности купить товар подешевле, кинулась за истеричной толпой в безумный водоворот магазинной толчеи, и сама накупила непонятно зачем в хозяйственном магазине на улице Живописной три совершенно одинаковые стремянки, три смесителя и ещё один смеситель для биде, которого у меня всё равно нет. Купила я и многое другое в других магазинах. Катя не будь дурой, не отставая от меня, накупила ещё больше: и всё это до сих пор бестолку валяется неиспользованное.
Как и любое стихийное бедствие, кризис приносил с собой кроме сильно скудеющей пайки у беззащитных к таким коллизиям простых людей, и настоящее горе: — люди теряли работу, свой бизнес, надежду, иногда последнюю…
Одна знакомая женщина после кризиса лишилась своей парикмахерской, о которой мечтала всю жизнь и которую купила на деньги от проданной своей квартиры: Не сбылась когда-то мечта молодой девчонки, иметь любимого мужа, — он сбежал, когда она была ещё беременна; не сбылась мечта иметь любимого сына, — он стал наркоманом и вот уже два года, как он куда-то пропал. И вот она ещё одна мечта в виде нарядной собственной парикмахерской и лучшей независимой ни от кого жизни сверкнула надеждой в сердце гнедой русской женщины, которая, как лошадь, тянула свою лямку по всей своей разухабистой жизни, а к ней в повозку тем временем бессовестно набивалось слишком много бед, слишком много: Увидела она эту мечту, напряглась, но не хватило сил. Разорился её арендодатель, пришел другой дядя и выгнал её из только что отремонтированного небольшого помещения её мечты-парикмахерской. Посидела она молча у окошка три дня, вставая только в туалет, посидела: да и повесилась.