— Катя, когда у тебя будет жена и ребенок, тогда будешь рассуждать по-другому. Лизе куда деваться? У нее садик рядом, она привыкла к нему. Ладно, я не хочу сейчас это обсуждать.
— А ты вещи какие забрала? — продолжала выяснять подробности Катя.
— Свои.
— Как свои!? Надо всё поделить, что тебе заново всё покупать? — возмутилась Катюшон.
— Нечего делить, — мрачно ответила я.
— Зря ты ей дубленку купила и стиральную машину. Зачем? Знала же, что расходитесь.
— Отстань, Кать: Дай мне «Из рук в руки».
— Сейчас дам:, - она свернула толстую газету и стукнула меня по голове. — Я тебе сказала, не говорить мне «отстань»? Еще раз скажешь:
— Ох:, - вздохнула я и уставилась на неё невидящими глазами. — Кать, мне хреново на душе, а ты лезешь: — на языке уже привычно разместилось «отстань», но я вовремя закрыла рот, и она карамелькой растворилась в слюне. Мне хотелось покоя и, чтобы меня никто не касался и не лез мне в душу, мне хотелось побыть одной.
— Квартиры будешь смотреть?
— Да, посмотрю. Я несколько дней в студии поживу. Какую снимать, чёрт его знает:, - я открыла газету. — Однокомнатную или двухкомнатную?
— Однокомнатную, конечно. Дешевле будет, — разумно посоветовала Катя.
— Я всегда двухкомнатную снимала. Ладно, какая будет: — я листала газетные неприятно пахнущие страницы, я ничего не соображала и с трудом нашла нужный раздел.
Я имела опыт съема квартиры, я знала, что недостаточно позвонить в одно агентство и оставить свою заявку. Я всегда сразу обзванивала десятки, точнее все агентства, которые были в «Из рук в руки», составляя длинный список телефонов, куда я уже позвонила. Выходила обычно целая страница А4, мелко, как шифровка секретного агента, исписанная цифрами. Только тогда несколько агентств всё-таки откликались, перезванивали и что-то предлагали. Сейчас я без энтузиазма обзвонила несколько, сказала, что хочу снять квартиру одно- или двухкомнатную в географических пределах улицы Алабяна и Куусинена или что-нибудь между ними. Через несколько дней мне предложили пару вариантов — убогие старушечьи квартирки: Я сходила, посмотрела одну, поболтала с милой интеллигентной старушенцией: Старенькая, бывшая когда-то при царе Горохе учительницей, она отнеслась ко мне с симпатией, она вела меня экскурсией по квартире, показывая богатства её жилища: «Вот здесь кухонька. Я Вам эти кастрюлечки оставлю, хорошие кастрюлечки, не то, что сейчас делают. Чашечки, тарелочки: — ничего своего Вам даже привозить не надо. И пару простынок с пододеяльничками оставлю тоже. Холодильник и телевизор — импортные, мне дети их купили:», — она подошла к платяному шкафу, открыла дверцы: «А в шкафчике я Вам эти полочки освобожу, а на эти своё всё сложу», — с полок стопками на меня смотрели розовые и голубые её теплые трусы с начесом. Меня рассмешило такое будущее соседство с моими личными вещами. «Замечательно, шикарно:» — говорила я:, и потом честно сказала ей, что снять её квартиру не смогу: и ушла. Квартира была большая и хорошая, и даже чистая и уютная, но старушечьи панталоны и обилие ковров на всех плоскостях меня не увлекли.
Прошло несколько дней, я потихоньку привыкала к проживанию в студии, мне нравилось просыпаться с сознанием, что ехать никуда не надо и не надо прорываться сквозь пробки на дороге по пути на работу: правда, пожалуй, это было единственным достоинством такого проживания. Но привыкаешь ко всему, и незаметно я привыкла и к этому. Ответственность уже не висела надо мной — обеспечить семью и ребенка нормальной квартирой, я поехала в ИКЕЮ, докупила недостающие предметы быта и в агентства больше не звонила: Оставшись в студии на несколько дней, я проживу в ней несколько лет, часто ощущая себя бездомной.
— Лизочка, я хочу с тобой поговорить.
— Ну, чего, папа. У меня «барби» купается, — Лиза сидела на диване в студии и играла с куклами. Я села рядом.
— Лизуль, ты уже большая. Послушай меня и не сердись на меня сильно, — Лиза повернулась и с испугом посмотрела на меня, она сама всё поняла. — Лиз, я ушёл от мамы:
— Па-а-па, — она расплакалась. — Ты злой! Почему?
Я обняла её.
— Лизочка, мы с мамой так ругались в последнее время. Я буду видеться с тобой часто-пречасто…
— У всех есть и мама, и папа… — она горько плакала, уткнувшись мне в плечо, я тоже расплакалась.
— Лизочка, мамочка хорошая, я её люблю, я не знаю, почему мы так часто ругаемся.
— Если бы любил, то не ушел бы от нас.
— Я не от вас ушел, а от нее. Может быть, пройдет время, мама успокоится, и я успокоюсь, мы соскучимся друг по другу, и мы опять заживем вместе.
— Ты врешь, ты не вернешься: