Я решил стать женщиной

— Не знаю, — и взгляд её опять повис куда-то вниз.

— Значит, все-таки влюбилась, — гневно, голосом Отелло я попыталась выяснить серьезность её любовной связи с арабкой.

— Не знаю: Она мне призналась в любви, — Катя убрала мои руки и опять отвернулась.

— Если бы она просто призналась в любви, ты бы сама об этом рассказала мне сразу: Ты в нее влюбилась: Ты с ней уже целовалась? — роль Отелло я к счастью позабыла и Катю по умному сценарию Шекспира душить малодушно не стала, а только разъяренно сверкала глазами и обильно брызгала слюной ей в лицо.

Катя молчала. Её гордый профиль с сжатыми губками упрямо смотрел на игрушечный город внизу.

— Ты целовалась с ней?

— Да:

— И ты ей тоже объяснялась в любви?

— Да:

— Пиздец, — подытожила я и надолго замолчала. Теперь уже я рассматривала город, окруживший невроятных размеров собор:.

Два туриста, влюбленных в Питер, стояли на самом верху Исаакиевского собора и никак не могли насытиться видами любимого города, они все стояли и стояли неподвижно: лица против ветра, волосы развеваются: Такую картину представляли мы со стороны.

— Катюшон, и что дальше? — очнулась я.

— Не знаю. Я ее люблю, я ее воспринимаю, как мужчину. Она и есть мужчина. Ты была права, она тоже собирается менять пол.

— И что, ты замуж за нее собралась?

— Не знаю.

На этом мое терпение кончилось, точнее, оно кончилось уже после первого моего вопроса или первого Катиного ответа, теперь оборвалась способность делать мало-мальски вменяемый вид, я почувствовала физически, как наполняюсь злобой и яростью.

— Ебанный в рот, пиздец какой-то! Ты свихнулась, Катя! Какой на хуй замуж? За эту жирную арабку?

— Да, — такое упрямство на Катином лице я видела в первый раз.

— И как ты деток от нее нарожаешь? — попыталась я найти очевидные аргументы.

— Пока не знаю.

Мы еще долго стояли в высоте Петербурга, я сходила с ума: в этот раз от бешенства, и это было видно для каждого посетителя. Нас все аккуратно обходили стороной, а я десятки раз повторяла одни и те же вопросы. Я не смогла успокоиться, но нашла в себе силы молча доехать до нашей гостиницы. На столе в большой вазе пятнадцать бордовых вчерашних роз. Я вытащила их из вазы и долго с исступлением и хриплыми выдохами оббивала их о Катину прикроватную тумбочку. Весь номер забрызгался кровавыми лепестками, а у тумбочки они растеклись большой запекшейся лужицей. Я обернулась, Катя безучастная стояла посреди номера. «Если бы я отрезала ей сейчас голову, то этот вонючий номер стал бы выглядеть также», — подумала я с удовольствием. Подумала и успокоилась, мне просто стало грустно, стало жалко себя и, слава Богу, захотелось спать. «Она никогда не была моей, не стала моей и в этот раз. Это не новость для меня», — попыталась я безуспешно успокоить себя. Я лежала на неудобной гостиничной подушке и потихоньку в нее плакала. Катя лежала рядом и мирно спала, она посапывала, ей снился уже, наверное, не Путин, а гарный арабский хлопец — Соррея. Проиграл Президент на этих выборах. Спокойной ночи!

Не искренне я пожелала спокойной ночи, ночь никак не хотела благополучно закончиться и спокойно слиться с моим сном. В дверь раздался осторожный стук. Ночные звонки и стуки в дверь у меня всегда вызывают мистический страх, никогда они не предвещают ничего хорошего. Ночной звонок — и я всегда вскакиваю с постели мобилизованная на бой, как при нападении врага. Стук повторился.

— Кто это? Что надо? — я подошла к двери.

— Извините, это из охраны, Вы не могли бы открыть дверь?

— Сейчас, оденусь, — ответила я.

Я оделась, взглянула в зеркало — не очень ли заплаканные глаза: Не очень. Проснулась Катя.

— Борюшон, что случилось? Кто это стучался?

— Охранник. Узнаю сейчас.

— Мне страшно, не выходи, вдруг это бандиты, — Катя окончательно проснулась, пододвинула свою задницу к кроватной спинке и села.

— На хрен мы им нужны? Ладно, дай мне мой нож, вон, лежит рядом с тобой.

Я сунула его в карман — ножик с длинным и тонким, «стремительным», так я его обозвала, лезвием и вышла в длинный гостиничный коридор. Передо мной мужик в костюме, галстуке и бэйждем — «Служба безопасности». Действительно, охранник.

— Что надо? — на всякий случай грубо спросила я.

— Извините, меня прислала Лена:, - многозначительно и хитро, типа — я все понимаю, он почти в самое ухо вполголоса рассказал, что Лена меня ждет в баре внизу.

— Зачем ждет? — я всегда была «тормозом» и не сразу соображала.

— Ну, уж не знаю, Вам виднее, — его рожа стала еще более хитрой.

— Да, действительно:, - дошло до меня. — А чего она так поздно?

— Так два часа всего, самое время, — радостно постучал по своим часам охранник.

Тьфу ты, нигде покоя нет. Я поковырялась в карманах, денег никаких для чаевых не было.

— Сейчас, подождите, — сказала я.

— Ничего не надо, Лена со мной расплатилась.

— Хорошо. Передайте, сейчас спущусь.

Я вернулась в номер.

— Ну, что? Кто это? — испуганно спросила Катя.

— Охранник, — ответила я.

По тревожному стуку я вскочила, как по команде «подъём», оделась наспех, брюки на голое тело, мне пришлось опять раздеваться и дополнить некомплект.