Читаем Я решил стать женщиной полностью

— Да? Похоже на вечернее платье, — удивился режиссёр.

— Я тебе сейчас дам ведьму — мало не покажется. Это кто ведьма? — гневно возмутилась Катя.

— Господи! Катенька, я пошутил. Сказал же — фея…, добрая фея. Что тебе ещё надо?

— Потом поговорим, — Катя, сверкая своими еврейскими глазками, зло откинулась в кресле.

Автопортрет этот висел тут же на стене, и мы его показали. На нем я достаточно женственная, с почему-то широкими бедрами и узкими плечиками, в шикарной ночной рубашке на тоненьких бретельках, она действительно была похожа на вечернее платье, иди в нем хоть на вручение «Оскара». Но в фильмах я не снималась, поэтому уже долго скромно висела в этом «вечернем платье» на стене нашей студии. Катя вся в черном, стоящая на табуретке за мной, на ней непропорционально длинная юбка, скрывающая и ноги, и табурет, как будто она действительно ведьма, начинающая взлетать надо мной, её жертвой. Лицо её с соответствующим её ведьминскому положению гримом, он её не украсил, красивая Катя на этой фотографии выглядела рядовой ведьмакой. Она от этого злилась уже два года, ровно столько, сколько висел этот наш автопортрет на стене.

— Здорово! — я была довольна, на этой фотке я себе нравилась.

— Нет, не здорово. Я здесь страшная, я хочу выглядеть красивой, — обиделась на выбранную фотографию Катя.

— Катя, снимать же будут нас в основном в процессе съемки, а эта фотография мелькнет в кадре только в конце. Какая разница? — пыталась я её успокоить и уговорить именно на эту фотку.

— Катя, Вы зря волнуетесь. Вы и на этой фотографии выглядите симпатично, и сниму я Вас красиво, — ласковым голосом вставил маленький Мосс.

— Ладно, не буду спорить. Вечно ты делаешь так, как тебе удобней и лучше.

Я промолчала. Мы посидели ещё чуть-чуть с Владимиром Моссом и разбежались.

* * *

— Абрамова Георгия будьте любезны.

— Представьтесь, пожалуйста, — я назвалась, музыка для ожидания…

— Алло! Привет, Борь!

— Георгий, привет! Звоню по очень щекотливому вопросу, — не зная с чего начать, всё же начала я.

— Опять гайморит?

— А что щекотливого в гайморите? В носу щекочет? — усмехнулась я.

— Ну, не знаю. Он же вроде бы был недавно у тебя. Сам же звонил, просил ЛОРа хорошего найти, — работал Георгий в большой компании начальником местного медицинского центра и при этом увлекался фотографией. Ему было интересно разговаривать со мной о фотоискусстве, мне с ним консультироваться о болезнях. Георгию я звонила по нарастающей — то просто насморк, потом гайморит, потом еще к нему обращалась по какому-то поводу посерьезней. И вот теперь…

— Нет, Георгий, не гайморит. Мне нужен сексопатолог, и не просто какой-нибудь, а из НИИ им. Ганнушкина. У тебя есть там знакомые?

— Ну, найти всегда можно кого-нибудь? А почему именно оттуда? И зачем тебе вообще сексопатолог? Э-э-э… — Георгий хотел пошутить, но на всякий случай воздержался.

— Ох, Георгий, — я вздохнула. — Стыдно признаться, но у меня транссексуальные наклонности. Хочу хоть раз проконсультироваться у специалиста.

— Да, ничего, ничего: Проконсультироваться — это всегда правильно: — он помолчал. — Гормоны уже принимаешь?

— Ну, да.

— Надо же! Это, действительно, не гайморит. А чего ты не можешь просто поехать туда и записаться на приём?

— Я уже поехал в одно место, хватит: Теперь я хочу только через знакомых. Или хотя бы узнать к кому лучше пойти. И я не хочу идти на прием к мужчине.

— Почему это? — Георгию стало обидно, он тоже был врачом-мужчиной.

— Потому: Георгий, отстань, — я не могла внятно это объяснить и обижать его тоже не хотелось.

— Ладно, узнаю. У меня была женщина знакомая оттуда, но она из отделения наркологии. Мне она, кстати, нравилась. Красивая: — мечтательно произнёс он.

— Молодая? — спросила я с живым интересом.

— Ну, так: моложе меня.

— И что, роман у вас был?

— Нет, не было. Я женат, она замужем: Она, кстати, хорошо получает там в наркологии. Алкоголики, наркоманы: среди них всегда найдутся богатые. Бешеные деньги они там гребут. Ладно, будет повод ей позвонить. Перезвоню сейчас тебе, — и перезвонил.

— Договорился, записывай.

— Ну, а как твоя любовь-морковь? — спросила я.

— Да: Просто поболтали пять минут. Я ей, по-моему, безразличен: хрен с ней. Значит, так: Тебе надо позвонить по телефону, попросить Елену Васильевну и сказать ей, что звонишь от Андреевой Натальи Юрьевны.

— Андреева — это твоя знакомая что ли?

— Да, она звонила этой бабе, ну, этой, я тебе уже сказал имя и отчество. И сказала, что ты позвонишь записаться.

— А к кому?

— Она тебе скажет, кто лучше.

— Спасибо тебе, Георгий.

— Не за что, для такого дела рад был помочь, — он хихикнул.

Я готовилась и настраивалась позвонить записаться к врачу целый час, настолько мне было неловко и стыдно опять произносить фразу, — «я чувствую себя женщиной». Я держала телефонную трубку весь этот час в руках и чувствовала себя «круглой» идиоткой.

Наконец, набираю, заикающимся от волнения голосом: «Здравствуйте!».

— Здравствуйте! — бодро и вежливо, приятный женский голос:

— Будьте любезны, Елену Васильевну:

— Елену Алексеевну, — поправил меня уже строго тот же голос.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное