Ещё минуту посидев, Евгений молча поднялся и направился в дом. Склонился над спящей Александрой, прошёлся нежно кончиками пальцев по лицу, прижался лбом к её лбу и погрузился в сон. Здесь стояла Саша посреди родной кухни, а напротив неё, как и в прошлый раз, стоял высокий прекрасный мужчина. Именно тот, которого она ждала все последние годы. Девушка улыбнулась ему и подалась чуть ближе. Но в этот раз Евгений не улыбался. Только тоска во взгляде — невыразимая, бессловесная. И сделал шаг назад. Александра остановилась в недоумении: почему? Хотела заверить его сейчас, что она передумала и не выйдет за Илью, но тут в комнату вошла ещё какая-то женщина. Александра перевела на неё взор, — кого-то эта женщина ей напоминала, очень знакомое было лицо, только вот имени вспомнить не удавалось.
— Я Мария. — ответила та, улыбаясь, словно угадав немой вопрос. — Теперь вспомнила?
Саша кивнула. Да, вспомнила ту соседку Марию, к которой бегала помогать каждый день. С которой коротала дни, пока мама с Надей в колхозе и в школе были.
— Выбери Илью. — сказала Мария, взяв девушку за руку. Но та отшатнулась:
— Нет! Нет! — и с надеждой снова посмотрела на Евгения. Тот печально опустил голову и повернулся к девушке спиной. А там, за его спиной, она увидела сложенные крылья. Он раскрыл их, белые, светящиеся, и Александра всё поняла.
— Ты — мой Ангел! — еле слышно прошептала.
Евгений повернулся лицом, но крылья уже не прятал. На лице любимой он увидел потерю надежды, и не было хуже, чем знать, что так огорчил её.
— Он не может быть с тобой. — сказала Мария. — Выбери Илью.
***
«Как же так? Как же так?», задавала себе один и тот же вопрос Александра, проснувшись. «Как же так меня угораздило?» Теперь она поняла, чьи это руки вытащили её из грязного месива, в которое упала, чуть не захлебнувшись в Киевском потопе. Это он тянул её тогда за собой и спас. Только отчего же так больно теперь? Безнадёга!
Слово своё назад не забрала. Мать и Надя радовались, Илья был доволен. Мария тоже, хоть и с примесью горечи была эта радость для неё. Больше не радовался никто.
Свадьбу решили играть в конце лета или начале осени, — как получится в ЗАГСе дату уточнить.
***
В помещении ресторана «Наталка», своеобразно сочетавшем в себе традиции и архитектуру украинской корчмы с советскими стандартами, было шумно и многолюдно. Большинство, да что там, почти все присутствовавшие, были Александре незнакомы. Но каждый приподнимал рюмашечку, как только его взгляд падал на девушку в белом платье, и затем содержимое этой рюмашечки опрокидывал в рот. И каждый из присутствовавших считал своей обязанностью крикнуть «Горько!»
Отец Ильи занимал хорошую должность на том же Киевском мотоциклетном, а потому для него не стало проблемой гулять свадьбу единственного сына на широкую ногу. За несколько отдельно доплаченных синеньких пятирублёвых бумажечек разрешено было поить гостей своими алкогольными напитками. Вся еда, особенно столь дефицитные мясные закуски, которые в магазинах не сыщешь, была ресторанной. А вот за алкоголь родители жениха очень переживали: ни для кого не было тайной, что в ресторанной водке было чаще двадцать градусов, чем сорок.
Надя приехать на свадьбу сестры не смогла, так как на днях родила дочку. Её назвали Полиной, и теперь они уже были дома, в Жоведе, вместе со счастливым отцом. Зато тут присутствовала Параскевия, — она почти всё время плакала от счастья, а в те моменты, когда слёзы высыхали, восхищалась гостеприимством и широтой души новых родственников.
Невеста, а точнее уже жена, больше не злилась на Илью за то, каким образом он заставил её сказать «Да». «Оно и к лучшему», думала Александра, хотя и мучила сама себя, представляя перед глазами образ Евгения почти каждый день. Потом говорила себе: «Глупая!», и переключалась на повседневные дела.
В очередной раз кто-то прокричал: «Горько!», и Илья поднялся сам и протянул руку жене. Саша послушно встала и заглянула снизу вверх в его глаза. «А глаза-то — добрые», подумалось ей, прежде чем губы мужа накрыли её собственные. Нет, себя она не обманывала, никакой любви к Илье «вдруг» не случилось, но девушка упорно отмечала любые положительные качества, которые отныне искала в этом человеке. Она первая прервала этот поцелуй и вновь присела на своё место, стеснительно потупив глаза.
Евгений не мог найти в себе силы, чтобы отвернуться: стоял и смотрел, как большие чужие ладони гладят и сжимают её спину, затянутую белоснежным корсетом, а жадные губы терзают нежный и чувственный рот. И почти ненавидел в этот миг всех тех, кто скандировал: «...семь, восемь, девять, десять...»