Я родом из СОБРа

– «Зеленка» опадает, горы оголяются, партизанам прятаться сложней... Ну вот и действуй. Примерно полгода у тебя есть, сколачивай подразделение. Ну а там и с богом... – Ерохин разлил сам. – Как у тебя дома? Жена, дети, где они сейчас?

Подполковник понял, что серьезный разговор окончен, что все решено, глубоко вздохнул и заговорил о житейских проблемах.

* * *

На удивление, подразделение, которое принял Андреев, и в самом деле оказалось неплохим. В армии, которая разваливалась на глазах, найти действительно боеспособный батальон было совсем непростым делом.

«Ерохин постарался... – понял Андреев после принятия дел. – Ну если на войну, то хоть с этими можно...»

Батальон дислоцировался в горно-лесистой местности, в двух десятках километров от Владикавказа. Кадровые офицеры командовали ротами и были решительны и инициативны. Разведбат усилили танковой ротой и двумя артиллерийскими батареями. Там тоже командовали ребята из Ленинградского высшего артиллерийского училища. Свое заведение они заканчивали еще в советское время, и жесткая система обучения сделала свое дело. Все они могли рассчитывать траектории стрельб практически на ощупь. Так что с офицерами у Андреева проблем не было.

Пользуясь тем, что по уставу командир батальона имеет право поднимать свое подразделение три раза в месяц по тревоге, Василий Трофимович поставил такие тревоги в плановую учебу и присутствовал на этих занятиях. Он когда-то неплохо занимался армейским троеборьем и теперь принялся восстанавливать былую физическую форму. Семью он отправил в Подмосковье, к старшему брату, и не беспокоился за нее. Пробегая с солдатами сначала небольшие кроссы с последующей стрельбой, Андреев готовил личный состав к войне. «Дедушек» он уже в расчет не принимал. Тех, кто увольнялся из рядов вооруженных сил через полгода, командир подразделения бросил на различные хозработы. Поддержание стрельбища и «тропы разведчика» в рабочем состоянии, бесконечные караулы и наряды – вот чем занимались в его батальоне «дембеля». И он добился своего. Нараставшая интенсивность боевой учебы и ставшая очень жесткой дисциплина подсказывали солдатам, что их готовят не для парада и показухи. На свой страх и риск Андреев пошел даже на такой шаг, как «обстреливание» бойцов. Отделение солдат сажали в вырытый самолично ими окоп, и пулеметчик, и снайпер с двухсот метров обрушивали свой огонь на это укрытие. Стреляли боевыми, разумеется. Василий Трофимович добивался привыкания солдат к свисту пуль и к подавлению страха. К равнодушному отношению к смерти не приучишь, разумеется – Россия не Япония, – но все-таки хоть какую-то боевую закалку эти занятия давали. Так же шла «обкатка» личного состава танками и бэтээрами. Необходимо было укреплять психологическую стойкость солдат и готовить их к боям.

Через четыре месяца в батальон неожиданно пожаловала проверка из штаба округа. Теплым осенним вечером два запыленных «уазика» остановились перед КПП разведбата, и из первого вылез хмурый, с желчным лицом полковник с общевойсковыми петлицами. Он потребовал вызвать к нему командира части. Предъявив Василию Трофимовичу документы, полковник оглянулся на свои машины, и оттуда разом вышли несколько офицеров. Проверяющий не стал отдыхать после дороги, осматривать состояние плаца и плакатов с наглядной агитацией и не отдал распоряжение готовить баньку.

– Учебная тревога, товарищ подполковник. Ставлю вводную. В трех километрах к северу от высоты триста семнадцать, запятая, шесть, обнаружена группа вооруженных людей в количестве двухсот человек. Предположительно, они пересекли границу Чеченской Республики со стороны Чечни и заняли круговую оборону. Задача – всеми имеющимися у вас средствами эту группу уничтожить. Мои офицеры пойдут посредниками в танковую роту и артбатарею. Я останусь с вами. Действуйте, время пошло, – произнес он тихо и полез в карман шинели за сигаретой.

Условная «группа вооруженных людей» была уничтожена через четыре часа. Все это время полковник неотлучно находился при командире части и поддерживал связь по рации со своими офицерами. Ни в одно распоряжение Андреева он не вмешивался, только иногда делал пометки в сером блокноте.

Поздно вечером, когда разведбат после выполнения учебной задачи вернулся в казармы, полковник отозвал в сторону Василия Трофимовича и сказал, глядя ему в переносицу:

– Завтра подъем в десять, построение в одиннадцать. Проведем строевой смотр

Андреев выматерился про себя. Он устал, его офицеры и солдаты вымотались. Замечаний, видимо, у нехорошего полковника хватает, и он еще решил добить его строевым смотром, на котором придраться можно практически ко всему. «Да и хрен с ним, – решил Андреев, глядя в прямую спину удалявшегося проверяющего. – Я делаю, что могу. Пускай, кто может, сделает больше». Он отвернулся и подозвал своих офицеров.

В час ночи его разбудил дежурный по батальону.

– Товарищ подполковник, – негромко сказал он, два раза стукая костяшками пальцев по косяку двери.