Хоть Чижов и был прав на все сто процентов перед любым мальчишеским судом, чеченцы подобного поведения ему не простят. Просто потому, что они чеченцы. Именно эта национальность на Кавказе противопоставляет себя всем остальным. Только они – люди. Остальные никто. А ведь в следующий раз может и не повезти в драке с численно превосходящим противником. А быть избитым и зарабатывать себе травмы и переломы Алексею не хотелось. Сегодня все прошло удачно, и он отделался ерундой.
Через четверо суток новобранцы прибыли в Соликамск, их пересадили в «Уралы», и огромные машины, крытые брезентом, двинулись на север по льду замерзших рек, так хорошо заменявших дороги зимой в непроходимой тайте. Молодые ребята с юга России с удивлением увидели занесенный двухметровым слоем снега лес в ноябре месяце. Для них ноябрь дома – это холодные дожди днем и заморозки по ночам. А на Северном Урале была уже глубокая зима. Обледеневший брезент кузова продувался холодным режущим ветром, и призывники невольно жались друг к другу, стараясь подольше сохранить тепло своих тел. Чижову не повезло. Он, как один из самых рослых, стоял первым при посадке в кузов, и его место оказалось у самой кабины.
Было около двадцати градусов мороза. Из неплотно зашнурованного брезентового окна ощутимо веяло холодом. Старенькая телогрейка и облезлая шапка практически не спасали от режущего морозного ветра. Вся левая часть тела Алексея медленно превращалась в огромную ледышку. Он уже понял, что доехать и не заболеть не получится. Так отчаянно он еще не мерз. В пустой голове мыслей не было, только б выдержать эту невыносимую тряску и собачий холод.
– Э! – вдруг услышал он совсем рядом с ним голос. – Ну-ка дай мне мою сумку. Да ноги убери!
Чижов поднял голову. Рослый чеченец, сидевший напротив него, повернул голову к своему соседу русскому и проговорил эти слова прямо ему в ухо. Тот зашевелился, нагнулся и вытащил из под деревянной скамьи большую черную сумку. Алексей безучастно смотрел. Сам чеченец был одет довольно тепло. Просторная черная кожаная куртка с мехом, широкие теплые штаны и полусапожки с выглядывавшими из них серыми вязаными шерстяными носками позволяли ему легче переносить холод, хотя и ему было, безусловно, не жарко. Вытащив правую руку из теплой перчатки, чеченец рывком расстегнул «молнию» на сумке, вытащил оттуда безрукавку из овчины и пару шерстяных носков и бросил их на колени Алексею.
– Надевай. А то совсем замерз, я вижу. Я-то знал, куда еду, у меня двоюродная тетя в военкомате работает, успела предупредить, вот матушка и дала... Давай! – И он мотнул головой снизу вверх. – Да не сомневайся! – добавил он, заметив колебания Чижова – Это все чистое, я еще не надевал. Давай, – повторил он и надел перчатку обратно.
Алексей долго не раздумывал. Стиснув зубы, он непослушными руками быстро расстегнул телогрейку, надел теплую овчину на рубашку и так же быстро натянул носки. Застегнулся, опять сжался, согреваясь, и только потом сообразил.
– Благодарю, – произнес он непослушными губами и кивнул головой.
«Странный какой-то чеченец – пронеслось у него в голове. – Свои вещи мне дал... Хотя я бы тоже так сделал, но ведь я – это я, а это кто... Все-таки есть среди них и нормальные».
Чеченец кивнул в ответ:
– Кюри меня зовут... – Он помолчал. – Арби все хотел тебя увидеть, но Рамазан пока запретил. Потом разберетесь, говорит, – он усмехнулся непослушными губами. – А ты не очкун, молодец... Хотя тогда в вагоне я до тебя не дотянулся, не получилось... – И он ухмыльнулся. – Ну, потом побазарим, а щас доехать надо на этом б...дском морозе...
Алексей в ответ промолчал. Действительно, в этот момент было не до разборок.
По прибытии в бригаду будущих солдат поселили в отдельное помещение, распределили по учебным взводам, назначили сержантов, и начался курс молодого бойца. Во внутренние войска традиционно призывали очень много нерусских, чтобы свести к минимуму возможность контакта с осужденным элементом. Киргиз из горного кишлака, начавший осваивать русский язык только в армии, намного легче выстрелит в русского заключенного, чем это сделает русский солдат, и будет гораздо строже осуществлять надзорные функции. Разность менталитета, языка и веры позволяли долгое время изолировать солдат от осужденных и сводили к минимуму возможность любого контакта. Все эти особенности учитывались командованием, и в бригаде внутренних войск МВД по Северному Уралу звучала азербайджанская, казахская, украинская, молдавская речь, а также присутствовали практически все языки Северного Кавказа. Русских было очень мало, и в основном они занимали сержантские должности. Присутствовала и дедовщина, но в учебном батальоне таких отношений не существовало, так как все призвались одновременно, а вот в строевых частях ее хватало в избытке. Но был еще один вид неуставных взаимоотношений – это землячество.