Я рожден(а) для этого

– Поверить не могу, что вы во всем вините меня. Да, я звезд с неба не хватаю, но я не идиот.

– Раньше ты уже откалывал подобное. Вспомни случай с чемоданами в твиттере, – говорю я, чтобы пожалеть об этом уже через секунду. Листер отводит взгляд – мои слова его явно задели.

– Я… я же не нарочно… – запинаясь, отвечает он. – И мне до сих пор очень, очень жаль. Не думаю, что я когда-нибудь прощу себя за то…

– Ты клянешься, что не делал этого?

– Джимми, клянусь. Если бы я послал фото на новостной сайт, я бы это запомнил. – Листер качает головой. – Да и зачем мне это делать?

Ладно.

Кажется, я ему верю.

– Но тогда кто? – Я снова гляжу на фото. Кто-то зашел в мою спальню, встал над кроватью и сфотографировал нас. Листер наклоняется к экрану, потом выпрямляется и смотрит на меня дикими глазами.

– А что, если к нам кто-нибудь вломился?

– Что?

– Со знаменитостями такое сплошь и рядом случается. Сумасшедшие фанаты забираются к ним домой и… шпионят. Фотографируют. Крадут вещи. Я знаю кучу жутких историй о корейских поп-группах. К одним фанатка залезла в дом и спряталась в шкафу. Они проснулись среди ночи, а она стоит и смотрит…

– Листер! – резко обрывает его Роуэн, но уже слишком поздно. Мои ладони снова покрываются холодным потом. Одержимая Джоуэном фанатка рыщет по нашей квартире в поисках доказательств. И мы преподносим их ей на блюдечке, отрубившись во время запойного просмотра «Бруклина 9–9»[8]. Потом она устанавливает скрытые камеры у нас в ванной, снимает нас голыми, выкладывает в сеть. А камеры в спальнях снимают, как мы занимаемся всякими личными делами. Она прячется у меня в шкафу, готовая в любой момент выпрыгнуть и воткнуть нож мне в шею, и…

– Джимми. – Листер щелкает пальцами у меня перед лицом. – Земля вызывает.

– Что?

– Ты ведь понимаешь, что это все ерунда? Готов поспорить, что вы заснули на вечеринке и забыли об этом, а кто-нибудь сфотографировал вас, решив, что вы очень мило смотритесь.

Я ему не верю.

Все мои мысли теперь – о фанатке-убийце, затаившейся в шкафу.

Роуэн явно вознамерился игнорировать Листера до конца полета. Он по-прежнему думает, что фотография – его рук дело.

В общем-то, теории фанаток о наших отношениях особых неудобств не доставляют. Пока они подогревают интерес к группе, мы не возражаем. Правда, девчонки искренне убеждены, что настанет Судный день, когда мы с Роуэном во всеуслышание объявим о своей любви.

Вынужден их разочаровать: этого не случится.

На самом деле мне порой становится не по себе при мысли, что львиная доля слушателей на наших концертах читала подробные фантазии о том, как мы с моим лучшим другом занимаемся сексом. Я, на свою беду, как-то раз поддался любопытству и тоже приобщился к творчеству фикрайтеров, о чем очень скоро пожалел.

Но всё это неважно. Пусть они верят во что хотят – главное, что мы знаем правду.

Все счастливы и довольны.

Листер до сих пор почти не попадался под руку фикрайтерам. В группе он стоит чуть особняком. Конечно, журналы, блоги и прочие СМИ считают нас с Роуэном привлекательными – но за Листером признают особый шарм. «Гуччи» приглашали его сниматься у них четыре раза. Мы с Роуэном дружим с семи лет, а Листера встретили, когда нам было по тринадцать. И группу создали мы с Роуэном, а Листера фактически заставили, потому что он единственный из всех, кого мы знали, играл на ударных.

То есть всегда были мы с Роуэном плюс Листер.

Мы, конечно, все равно его любим.

Но именно так обстоят дела.

Когда самолет приземляется в Гатвике и мы начинаем собирать вещи, Листер подходит к Роуэну, упирается ладонями в его столик и говорит:

– Ладно тебе, Ро, ты же знаешь, я бы так не поступил.

Роуэн пожимает плечами и отвечает, глядя куда-то в сторону:

– Теперь это уже неважно.

Листер выпрямляется и сжимает Роуэна в объятиях.

– Ну не злись, Ро-Ро. Я всю неделю буду мыть посуду.

Роуэн не выдерживает и оттаивает.

– Скорее «Ковчег» получит премию в номинации «Лучшая кантри-группа», чем ты вымоешь хоть одну тарелку.

Листер отпускает его и широко улыбается. На мгновение кажется, будто всё забыто и все прощены, но, когда Листер возвращается на свое место, я вижу, как лицо Роуэна снова каменеет.

АНГЕЛ РАХИМИ

– Тебя хорошо кормят? – спрашивает папа.

– Нет, пап, они не подпускают меня к холодильнику, приходится перебиваться пакетиком чипсов, который ты дал мне вчера.

– Что ж, по крайней мере, это звучит как настоящее приключение.

Я тяжело вздыхаю, прислоняюсь к стене в коридоре и перекладываю телефон в другую руку.

– Не волнуйся. Я отлично провожу время.

– Знаю, – отвечает папа. – Но вы с мамой вчера так поругались… Я просто хочу удостовериться, что с тобой все в порядке. И мама не унимается по поводу этого телешоу, «Озабоченность в сети»…

– Пап, оно называется «Одиночество в сети».

– В общем, если верить твоей матери, эти одинокие и озабоченные обязательно украдут тебя и продадут в сексуальное рабство.

– Мы с Джульеттой несколько лет общались по скайпу. Она очень милая, заботливая и совсем не похожа на мужика, который хочет накачать меня наркотиками и убить.

– Рад это слышать, – смеется папа.