Я рожден(а) для этого

Когда поезд отходит от станции «Лестер-сквер» и связь с интернетом пропадает, я достаю наушники, включаю «Ковчег» и пытаюсь разогнать рой навязчивых мыслей. Я хорошо провела время. Общалась с чудесными людьми. Я хорошо провела время… Сложно настроиться на позитивный лад, когда едешь одна в лондонском метро в половине одиннадцатого во вторник.

Почему мне так грустно? Неужели проблема – во всех этих разговорах о будущем и карьере? С чего бы мне расстраиваться из-за такой ерунды? Я просто не люблю об этом думать. И что? Кому какое дело. Вот мне – точно никакого. Хотя чувство, что все, кроме меня, уже определились, так и грызет изнутри. Но это ведь глупо. Я тоже определилась. Пойду в университет. Буду учиться. Просто настроение у меня не очень. Но это можно исправить. Для начала – выключить грустную песню. Вот, следующая композиция – совсем другое дело. От нее мне всегда становится легче. Мои мальчики, как обычно, приходят на выручку. Когда я увижу их в четверг, все изменится к лучшему.

Похлопывание по руке возвращает меня в реальный мир.

Я вскидываю голову, попутно вынимая наушники. Кому понадобилось разговаривать со мной ночью в лондонском метро?

Старушка, сидящая рядом, смотрит на меня с искренним участием.

– Что бы там ни было, – говорит она, – на все воля Божья. А Он знает, что делает.

– Простите, – улыбаюсь я. – У меня такой грустный вид?

– Как будто наступил конец света, милая.

Мне бы тоже хотелось верить, что на все воля Божья и у Него есть план. Но в мире слишком много дерьма, так что либо план у Бога не очень, либо не для каждого он есть. И некоторые люди стараются как могут, но все равно сбиваются с пути.

– Все не настолько серьезно, – отвечаю я.

– Серьезно – понятие относительное, – качает головой моя собеседница. – Это уж Богу решать, что серьезно, а что нет.

Она указывает пальцем вверх, и я невольно поднимаю глаза к потолку – только чтобы уткнуться взглядом в мигающие лампы вагона метро.

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ

Лампочка в ванной по-прежнему мигает – пора менять. Могло быть и хуже. Я мысленно готовился к тому, что, пока нас не было, квартиру разграбили и вынесли все подчистую – или она выгорела дотла, и мы вернемся на пепелище. Беспокоиться я начал еще до отъезда, а потому приобрел очень дорогой и очень большой огнеупорный сейф. Едва переступив порог квартиры, я кидаюсь к нему. Все на месте. Мои дневники, гитара, рабочий ноутбук, плюшевый мишка, оставшийся еще с детства, и нож, который дедушка подарил мне на шестнадцатилетие.

За него-то я первым делом и хватаюсь.

Это наша фамильная реликвия. Прадедушка вручил его дедушке, а тот – мне. Он не стал говорить, что это реликвия, которую передают по наследству мужчинам нашей семьи, но я уверен, что так оно и есть. Звучит довольно сексистски, но для меня это правда много значит.

– Чтобы ты помнил, кто ты и откуда, – сказал дедушка с улыбкой.

В качестве оружия нож бесполезен: по лезвию можно пальцем провести, и даже царапины не останется. Но когда он при мне, я чувствую себя в безопасности. Словно ношу с собой частичку дома, куда бы ни пошел.

Роуэн считает, что это глупо. Будь его воля, нож покрывался бы пылью в ящике стола. Вот и сейчас, стоит мне выйти с ним из комнаты, Роуэн раздраженно закатывает глаза.

Я обхожу квартиру, чуть ли не принюхиваясь к углам, чтобы удостовериться: в наше отсутствие тут никого не было. Трехэтажные апартаменты в Лондоне мы купили, как только нам всем исполнилось восемнадцать. Пять спален, три ванные комнаты, огромная, совмещенная с кухней гостиная с панорамными окнами, тренажерный зал, которым пользуется только Роуэн, кинозал, которым пользуюсь только я, и кабинет, которым не пользуется никто, – всё в нашем распоряжении. Беглый осмотр показывает, что чужаков в квартире не было. На полу кинозала все так же свалены кучей блюрэй-диски. В плеере – «Одержимость» Шазелла.

В голове не укладывается, как несколько месяцев назад кто-то смог пробраться в дом и сфотографировать нас спящими. У нас же сигнализация есть, двери и окна на замке. Кстати, надо бы поставить камеры видеонаблюдения.

Я мотаю головой, пытаясь вытрясти из нее тревожные мысли, и иду в душ. Счищаю с волос лак, оставшийся с ночного выступления. Смываю самолетный пот и остатки тонального крема, которым меня щедро намазали стилисты. Чищу зубы и уши и тру глаза, надеясь прогнать сонливость. Вкалываю в бедро еженедельную дозу тестостерона и заклеиваю пластырем с Деннисом-мучителем[10] – это подарок от дедушки. Потом заворачиваюсь в пушистое полотенце и несколько минут просто сижу на бортике ванной. Лампочка мигает, отчего комната то и дело погружается в темноту.

•

Когда я выхожу из ванной, на часах только половина седьмого. Поначалу я радуюсь, что впереди целый свободный вечер. Можно делать что хочешь – например, поспать. Но потом Листер говорит:

– Я тут подумал, может, позовем кого-нибудь в гости?