Я рожу тебе детей

Ему не нужно, чтобы она сбивала. Он все равно вознамерился сказать то, что вертелось на языке. Олег вполне способен уклониться от неуклюжих попыток девственницы сбить его с прицела.

— Ты должна знать, — продолжил он вслух, — я никогда не изменял жене.

Она вскинулась, дернулась, издала какой-то возмущенный вопль, но слабый, как писк цыпленка. Олег накрыл ее руку своей и легонько сжал пальцы, словно пытаясь удержать Лерочку от слов, что готовы сорваться с ее прекрасных губ.

— Аля… не в счет. Аля… я знаю — в женских глазах — это все равно измена, но для меня не так. С Линой у нас был брак по расчету — торжественное соединение ветвей двух семейств, прочно связанных денежными купюрами и вложениями. Все во славу бизнеса и каких-то достижений. Аля же… я любил ее так сильно, что готов был послать весь мир к черту. Но не послал, о чем и сейчас жалею. Вот такая я несовременная дремучая скотина, — неловко развел он свободной рукой.

— Ничего не понимаю, — Трясла Лерочка головой, как оглушенная.

— Не бойся. Я вполне искушенный и умелый. До брака у меня была обычная жизнь молодого повесы, который перепробовал всех девушек, что на него вешались очень даже охотно. И я ни от чего практически не отказывался. Но не в моих принципах было легко относиться к браку и отношениям. Я был верен Лине все годы, что мы прожили вместе. Не считая Али. Но это — повторюсь — с точки зрения общества или морали. Не с моей колокольни.

— Ты хочешь сказать… что с момента развода у тебя не было женщин? — снова она говорила хрипло, будто мороженого объелась.

— Именно это я хочу сказать, — кивнул он. — Я не из тех, что изменяют, бросаются во все тяжкие. Не из тех, для кого все просто. Поэтому есть я и ты. И больше никого. Никаких интрижек, экспериментов, жажды познания границ собственной сексуальности.

Лерочка хлопала глазами, как сова.

— Диктатор? — склонила она голову набок.

— Мерзкий сукин сын, — согласился мрачно, не давая ей перевести всю его прочувствованную речь в плоскость шуточек. — Я очень серьезно сейчас.

— Я поняла. Твои слова продрали меня насквозь. Но, может, мы от слов наконец-то перейдем к делу?

— Дай мне слово, — зыркнул он на Лерочку и подавил в себе желание отодвинуться, чтобы не сорваться, как бешеный конь, вскачь.

Лерочка улыбнулась тепло и лучезарно.

— По-моему, ты, маньяк и жуткий собственник, прописал это в нашем договоре. Или я ошибаюсь?

— Бумага ничего не значит. Бумага неживая и стерпит все. Мне важно то, о чем мы договоримся между собой.

— Я похожа на ветреную кокетку? Я тут душу тебе вывернула и призналась, что никогда… ни разу… А ты сидишь и строишь из себя сурового феодала?

— Я такой и есть, Лер, — надулся Змеев, понимая, что выглядит жутким занудой, но ничего с собой поделать не мог. Уж лучше сразу все точки над «і».

— Какая жалость, — притворно вздохнула Лерочка, — бесстрашным флибустьером ты нравился мне больше. Может, притворишься, что ты такой и есть? Пират, который не знает преград и слова «нет»?

Олег почувствовал, как дрогнули его бастионы, но сдаваться не желал.

— Хорошо, — вздохнула она еще раз, но уже без улыбки и мягкого подначивания, — я даю тебе слово: только ты.

— И я, Лер, даю слово: будешь моей единственной, — теперь настала его очередь терять голос. Слишком серьезно. Так серьезно и глубоко, как он сам от себя не ожидал.

— Я не просила клясться, — погладила она его по плечу, заглядывая глаза. — Меня устраивают рамки нашего договора.

Договор. Конечно же. Но Змеев не стал ничего говорить — смял ее губы своими, вдохнул жадно Лерочкин запах, позволил себе нырнуть на такую глубину, где воздух — понятие номинальное.

Его устраивал их вакуум на двоих. Его устраивала ее податливость и трепещущие ресницы. Ее решительность и храбрость. А еще — доверчивость и правильность. Чистая девочка, созданная для него, уже давно забывшего, что такое неискушенность. И только от него зависело, какой она станет, когда они наконец-то перешагнут черту.

Лерочка ерошила его короткие волосы на затылке, цеплялась за плечи и намеревалась не отступать.

— Не спеши, — оторвался Олег от ее губ. — Мы все успеем. Просто иди за мной.

— Как крыса за дудочкой? — Лерочка еще могла иронизировать, он уже не совсем. Изнутри прорывались темные тяжелые волны, что брали в плен и требовали взять, подмять, присвоить, доминировать. — А поверховодить?

— Успеешь, — пообещал он, снова целуя ее в губы, а позже — осыпая поцелуями Лерочкино лицо, шею, ключицы.

Олег раздевал ее медленно, любуясь и наслаждаясь, не давая сорвать с себя одежду, хоть она и пыталась, преисполненная воодушевлением юного исследователя.

— Учти: мне двадцать шесть, — то ли пыхтела, то ли задыхалась она. — Я не так наивна, как юные девственницы.

— Моя опытная невинная Лерочка, — жарко шептал он ей в ухо и прихватывал мочку зубами, долго исследовал изгиб шеи, прикасаясь ладонями к груди.

Он играл, высекал искры, горел, как в огне, но, стиснув челюсти, уговаривал себя не спешить. Для Олега было очень важно, чтобы Лерочкин первый раз был самым-самым, таким, что запоминается надолго.