Пока он думал и выбирал, пока пытался выйти на Басмача и договориться, пока торговался, мать вместе со мной попыталась сбежать, и ее убили. А меня поймали. Не знаю, зачем оставили в живых, Демьян говорил, что тот человек пытался мною шантажировать Басмача.
Он увез меня из страны, привез сюда, держал на какой-то квартире. А потом однажды привел под детский дом и приказал молчать. Сказал, что, если буду болтать, он вернется за мной и убьет. Я так боялся, что кроме своего имени ничего вообще сказать не мог. Он мне в кошмарах снился, а оказывается, его в то же день застрелили люди Басмача.
Кто-то был очень заинтересован, чтобы сын Большакова никогда не появился на горизонте, поэтому его и не искали. С самим Большаковым быстро расправились, предварительно отжав активы. Демьян сумел все раскопать спустя много лет и то без прямых доказательств.
Он показал мне фото того, что сделали с моей матерью. Она была беременной на седьмом месяце, я с тех пор не могу видеть беременных. Закрываю глаза и отворачиваюсь, у меня в глазах темнеет. И никаких детей у меня никогда не будет.
«Я вам сына рожу». Беру бутылку и делаю большой глоток прямо из горла. «Вам», блять. Вот чем она меня зацепила. А потом вижу Нику с большим животом, лежащую в овраге всю в крови, и в глазах реально темнеет. Хочется въ…ть бутылкой о стену, расхерачить все вокруг, и я дышу глубоко и шумно. Задерживаю воздух и выдыхаю.
Тимур Большаков имел бы право и на семью, и на Нику, и на сына. Когда я все узнал, я пошел к Шерхану. Предложил сделку — он помогает мне вернуть родительские миллионы, забирает себе хоть все, а потом я убиваю Басмача. Шерхан помог, при этом не взял ничего кроме коллекции драгоценных камней, он у нас любитель цацок «с историей».
У Большаковых были виноградники и небольшая винодельня, Игорю нравилось с ними возиться. Я хотел бы жить в Эльзасе, выращивать Гевюрцтраминер и делать пряное вино с ароматом розовых лепестков. И тогда у меня было бы право на Нику.
Я не стал возвращать себе свое настоящее имя, я не считаю отцом человека, который сумел меня родить, но не сумел защитить ни меня, ни мою мать, ни мою сестру или брата. Он отнял у меня семью, поэтому я до конца своих дней останусь Демьяновичем.
Капитан Тимур Морозов тоже имел бы право на другую жизнь. Откуда-то я знаю, что Нике было бы по х…ю, мент я или миллионер. Ей не нужны мои деньги, ей нужен я, вот только все это не нужно Тиму Талеру. А Тим Талер вряд ли доживет до пенсии, чтобы выращивать Гевюрцтраминер.
Мысли кажутся мне черной рекой, которые текут как сажа, вымазывая все вокруг. Тихо стучит дверь, я оборачиваюсь и вижу на пороге завернутую в плед Веронику.
— Я не помню, как уснула, — ее голос пробирает до внутренностей, и я хрипло зову:
— Иди сюда, Вероника, будем пить «ледяное» вино. Увидишь, тебе понравится.
Она подходит, останавливается в шаге от меня, кутается в плед. Так тепло же, я в одних штанах, без футболки… Разглядываю заспанное личико, пытаюсь угадать, что за мысли скрывает от меня гладкий лоб. Ага, тут хер угадаешь.
Смотрит исподлобья, обижается? Наклоняюсь, беру плед за края и дергаю на себя. Ника летит прямо мне на колени, пытается соскочить, а я придавливаю за плечи обратно.
Вероника сопит как обиженный ежик, отпихивает мои руки и порывается встать, но на этот раз я крепко держу ее за бедра.
— Не дергайся, сладкая, говорю же, вино будем пить.
— Чтобы пить вино, не обязательно сидеть так близко.
— Мы еще и трахаться сейчас будем, Ника, — красноречиво вдавливаю в себя.
Она ерзает с недовольным видом, и в принципе, я уже готов. Можно начинать. Но не готова Ника, я собирался поить ее вином и вообще, я на расслабоне. Так что не тороплюсь, пусть еще покрутится на моем члене.
— Трахаться это одно, а обниматься — совсем другое, — Ника отрывает от себя мои руки, и я киваю.
— Окей. Будем трахаться без рук.
Она так забавно дуется, что не могу удержаться от ухмылки. Ника сползает с меня в угол кресла и складывает руки на груди. Тянусь за бутылкой «ледяного», наливаю вино в бокал.
Протягиваю бокал Нике и наклоняюсь к ее губам. Отворачивается, упираясь ладошками мне в грудь. Обижается.
— Ты же сказала, без рук? — отнимаю от груди ладони.
— Целоваться с тобой я тоже не хочу, — смотрит из угла мышью. Ну хорошо.
— Тогда пьем вино, — делаю глоток и нависаю над Никой.
Конечно, я сильнее, она совсем маленькая против меня. Заламываю ей руки за спину и приникаю к губам — напористо, сильно, вдавливаюсь языком, вливая в упрямый рот холодное ароматное вино.
Она судорожно сглатывает, а я провожу языком между сладкими приоткрытыми губками. Нике понравилось, она тянется за мной, облизывая губы и мой язык, пока не вспоминает, что обижается. И снова откидывается на спину.
— Вкусное вино? — спрашиваю, не отводя взгляд. Медленно кивает и снова облизывает верхнюю губу. А это уже для того, чтобы я завелся. Я и завожусь, но пока хочу еще с ней поиграть.